имели выраженные кубики на прессе. Пост помогает уединению и очищению, и в этом году я впервые (после двадцати одного года постов) не беспокоился о потере мышечной массы и веса. Кроме того, в этот раз воздержание принесло моей душе больше пользы, чем когда-либо прежде. Мой настрой сменился: вместо того чтобы поститься духовно, одновременно тревожась о физическом дефиците, я пришел к истинной уединенности и сосредоточению на духовном изобилии.

Лестница «почему» стала для меня инструментом, позволяющим выявить действительные причины, по которым я делаю то, что делаю; с ней я могу постоянно проверять себя и удерживать посещающие меня мысли (а также те, что я передаю своим детям) в рамках того, что представляется мне наиболее чистым, здоровым и искренним.

Какие идеи я хотел бы иметь в своих мыслях и воплощать в действиях? У меня есть тело, но я не тело. У меня есть мужское тело, но оно не определяет мою ценность как мужчины. Мое тело не обязано выглядеть мужественно, чтобы являться полноценным; я тот, кто есть, и такой, какой есть, каким меня создал Бог, — и этого вполне достаточно.

Глава третья. Достаточно умный. Почему у меня нет ответов на все вопросы и почему это хорошо

Сейчас 5 часов душного и жаркого нью-орлеанского утра, и это первый день основных съемок фильма «В метре друг от друга»[10] — моего режиссерского дебюта. Я работаю над ним уже почти два года. То, что начиналось как идея, в которую верил лишь я, должно превратиться в идею, в которую поверят все. Частенько я чувствовал себя Ф. Т. Барнумом[11], пытающимся продать нечто такое, в существовании чего и сам в глубине души сомневался. Мне требовалось убедить людей в своей ценности и значимости, в том, что я не просто тот парень из «Девственницы Джейн» (или откуда еще они меня знают). К этому моменту, думаю, я известен как: полуголый парень из «Любви вдовца», парень, делающий предложение, тот парень, который снимает вдохновляющую серию документалок «Мои последние дни» об умирающих людях, полуголый парень из «Девственницы Джейн» и — из недавнего — парень с TED Talk. Однако никто не видел меня в роли кинематографиста/режиссера. Как ни странно, из всех перечисленных ролей одна, возможно, значит для меня больше, чем другие, и это роль кинематографиста. Я всегда мечтал снимать кино. С того самого момента, как посмотрел фильм «Инопланетянин» в шесть лет, а потом, по счастливому стечению обстоятельств, оказался в очереди позади мистера Спилберга, когда отец взял меня на открытие аттракциона в честь «Инопланетянина» в голливудском парке развлечений Universal Studios. Я хотел рассказывать истории, как мистер Спилберг, — истории, заставляющие людей чувствовать то, что чувствовал я в детстве. Я жаждал захватывать внимание людей и открывать им мир, о существовании которого они не догадывались, мир, способный вернуть их к жизни и, может быть, к собственной человечности. Это был мой шанс показать в конце концов, чего я действительно стою.

И вот, после многих лет, проведенных в попытках убедить руководителей голливудских студий в том, что я способен и готов превратить их деньги в прекрасное произведение искусства (которое, в свою очередь, принесет им еще больше денег), я наконец пришел к этому. Сегодня — первый из двадцати пяти съемочных дней «В метре друг от друга». Это душное утро — начало одного из самых потрясающих и волнительных дней моей жизни, но почему я не рад? Почему полон тревоги из-за страха возможной ужасной ошибки? Почему я дергаюсь, не зная, что надеть? Почему я сомневаюсь в себе, в своем уме и в способностях? Да, похоже, убеждая в течение нескольких лет всех этих людей в том, что я чего-то стою, что способен на эту работу, что готов создать кино, привести сотни человек к победе и получить прибыль, — в общем, в том, что я абсолютно компетентен, — я забыл убедить в этом себя самого.

В школе никто не называл меня «ботаником». Я был непоседливым ребенком, который буквально не мог спокойно усидеть за партой (и до сих пор не может). Я имел средние оценки в старших классах, никогда не показывал хороших результатов в тестах и проучился в колледже (где получил частичную спортивную стипендию) примерно три минуты, прежде чем мое сердце разбилось и я все бросил ради полноценной актерской карьеры. Теперь я знаю: книжные знания не равны интеллекту, они не дают гарантии, что вы станете эффективным лидером, — однако в школе нам этого не говорили. В результате я постоянно чувствовал себя тупым или неполноценным в обучении, впоследствии это ощущение вышло за пределы класса, и сегодня я считаю себя глупым и в чем-то ущербным на съемочной площадке или на совещании. К чему подобное самоощущение приводит меня и многих других мужчин? К гиперкомпенсации.

Встречали ли вы людей, явно плохо разбирающихся в чем-то, но подающих себя экспертами мирового уровня в этом предмете? Можете не отвечать.

Во время обучения я постоянно искал способы удержаться на одном уровне с остальными учениками. Помню, я много раз чувствовал себя умным, потому что наконец-то знал ответ на вопрос, — ровно до того момента, как осознавал: это был простой вопрос, и все остальные тоже знали ответ. Глубоко внутри я очень хотел преуспеть в школе, чтобы меня считали умным ребенком, так как понимал: то, чем я мечтаю заниматься по жизни, требует ума, а не спортивных талантов. Однако — такова горькая правда — мой мозг усваивает и обрабатывает информацию способом, выходящим за рамки стандартной школьной программы. Вероятно, у меня был и до сих пор есть недиагностированный синдром дефицита внимания (СДВ). Недиагностированный — потому что, несмотря на предположения и рекомендации учителей, мои родители ни разу не пытались протестировать меня. В некотором роде это даже хорошо. Кроме того, они никогда не садились передо мной и не спрашивали: «Что с тобой не так?», не обращались со мной как с неполноценным из-за моих проблем и неспособности сфокусироваться на учебе. Это не значит, что меня не наказывали несколько раз за пререкания с учителями и вранье о том, что мой отец юрист и засудит их, — к сожалению, это реальная история (хотя никто и не судился). Как бы то ни было, мои родители старались хорошо воспитать меня и порой даже высказывали нереалистичную идею о том, будто я могу делать все (сейчас я понимаю, что это не совсем так) — нужно только постараться. Вместо этого я предпочел бы слышать от них, что я полноценен вне зависимости