– …нет, ты не представляешь, что он мне ответил. «Гислен, если этой ночью у тебя снова будет приступ сомнамбулизма, придется тебя наказать!» Нет, ты слышала? Как будто я виновата в том, что у меня во сне случаются эти приступы! Я ему в ответ: «А ты что творишь, Франсис? Каждое воскресенье заставляешь меня любоваться на твою мамашу! Это куда хуже всякого сомнамбулизма, но я же молчу…» Поверишь ли, он как разорется! Я ему: «Если моя манера спать тебя так беспокоит, то спи с ней – она-то, уверена, ни звука во сне не производит». Он на попятный, «моя Гиги» и все такое, но, сама понимаешь, со мной такие штучки не…

Люси Филипини достает свое полицейское удостоверение и сует секретарше под нос.

– Подожди, Серафина, у меня пациентка, я перезвоню.

Она кладет трубку и недовольно спрашивает:

– Вы к кому?

– Полиция, – отвечает Люси самым убедительным тоном.

– У нас нет скидок для муниципальных служащих, вам придется ждать в общей очереди. Приготовьте необходимые документы.

– Расследуется преступление. Мне нужен Владимир Крауз.

– У него пациент, его нельзя беспокоить.

– Повторяю, этого требует расследование…

– Какое бы ни было расследование, другие пришли раньше вас, так что дожидайтесь своей очереди, как все остальные, ДОРОГАЯ мадам.

Люси не хочет повышать тон, ведь секретарша находится на своей территории, а сама она – не будучи в курсе, как поступают в таких случаях настоящие сотрудники полиции, не осмеливается идти на обострение. Приходится безропотно отправиться в комнату ожидания, повинуясь пальцу секретарши.

Сидящие там люди держат в руках емкости с жидкостями разного цвета: красного, желтого, коричневого, белого. Вид у всех убитый, можно подумать, они стыдятся того, что их организмы вырабатывают жидкости низкого качества. Люси закрывает глаза и начинает сеанс экспресс-медитации, но секретарша возобновила телефонный разговор и говорит так зычно, что не дает ей сосредоточиться.

– Ты представляешь, что мне выдал после этого Франсис? Что мне стоило бы полечиться… Как будто медицина может что-то с этим поделать! А по-моему, это ему пора к врачу. Я, конечно, возмутилась, а он, как всегда, окончательно вывел меня из себя этим своим «успокойся!». Скажу тебе честно, вместо того, чтобы успокоиться, я, наоборот…

Старания Люси медитировать прерывает негромкий голос:

– Это вы из полиции?

Она открывает глаза и видит мужчину в белом халате. У него удлиненное лицо, редкие короткие волосы.

– Я профессор Крауз, Владимир Крауз. Прошу следовать за мной.

У себя в кабинете он указывает ей на кресло.

– Собственно, я здесь не по заданию, а по собственной инициативе, – начинает она, доставая из сумочки пробирку. – Мой близкий друг Габриель Уэллс перед смертью попросил меня отдать его кровь на анализ в случае его кончины.

– Он был и моим другом. Я узнал о его смерти сегодня утром. Какой ужас!

– Он подозревал, что кто-то хочет его отравить.

– Габриель был немного параноиком. Похоже, из-за своего ремесла он стал путать реальность и вымысел. Мне не верится, что у него были серьезные враги. Наоборот, его окружали друзья. То, что среди его близких были вы, тоже доказывает его удачливость, мадемуазель?..

– Филипини. Капитан Филипини.

Он внимательно ее разглядывает, она отдает ему пробирку.

– Говорите, кровь взяли ПОСЛЕ его кончины?

– Габриель просил меня действовать аккуратно, но не мешкать. Взять кровь – и сразу к вам.

Она чуть наклоняется вперед, чтобы мужчина в белом халате мог полюбоваться содержимым ее декольте – прием, уже не раз в прошлом приносивший успех. Врач кашляет и говорит:

– Пять лет назад доктор Лангман предложил ему полностью обследоваться в больнице. Целый день врачи осматривали его, брали анализы, делали снимки. Кардиосцинтиграфия позволила обнаружить жировую атерому, закупорившую коронарную артерию. При этом у него не было ни повышенного холестерина, ни наследственной предрасположенности, он не курил, не пил, у него не было инфарктов и вообще никакой сердечной недостаточности, раз в неделю он занимался бегом – короче, ничто, как говорится, не предвещало… Сцинтиграфия свидетельствовала о том, что Габриелю оставалось жить считаные дни. Тем не менее он отказался от операции на открытом сердце и предпочел по 50 минут в день заниматься дома на велотренажере и пить аспирин. Этого хватило, чтобы вернуть его в седло, – и это не безвкусная игра слов, а настоящее чудо! Мне оставалось раз в год брать у него анализ крови для проверки состояния здоровья. Поэтому я смогу сравнить принесенный вами образец с последним анализом, который брал я сам.

Владимир Крауз приглашает Люси в соседний кабинет, полный приборов и экранов.

– Интересуетесь технологическими новинками, капитан? Вот это – масс-спектрометр, это – хроматограф. Совместив два эти прибора, мы точно узнаем, какие молекулы содержит этот образец.

Биолог ставит пробирку в центрифугу, которая всасывает часть содержимого, потом помещает его в аппарат, излучающий сиреневый свет. На экране появляется колонка букв и цифр.

– Боже! Видите эту формулу – C28H40N2O9? – спрашивает он Люси.

– Лучше объясните, что она означает.

– Это антимицин А, химический состав – ингибитор дыхательной системы. Вот здесь атракцилат и олигомицин. Короче, следы высокотоксичных веществ, ясно указывающие на отравление.

Он вводит кодовые слова, открывает на компьютере программу и впечатывает в нужные места найденные химические формулы. Появляется несколько страниц текста, графиков и схем.

– Роль ядов сыграли сложные вещества, наводящие на мысль, что отравитель разбирался в химии, – произносит Крауз, качая головой. – Они попали в организм накануне смерти. Формулы в нижней части экрана соответствуют другим, нетоксичным веществам, оказывающим усыпляющее и болеутоляющее действие.

Женщина удивленно вглядывается в графики.

– Так это смесь из всякой дряни, которая его усыпила, сделала бесчувственным и прикончила? – шепчет она.

«Теперь понятно, почему он не осознал, что его жизни наступил конец», – думает Люси, снимая на смартфон экран компьютера.

– Доктор Крауз, кто из его окружения мог бы, по-вашему, так его не выносить, чтобы захотеть убить?

– С одной стороны, как я уже сказал, у него было полно друзей, но с другой – это был одиночка со своеобразными привычками. Иногда молодые читатели просили у него автограф, и он охотно ставил свою роспись. Ни разу не видел его злым, ни разу не слышал, чтобы он повысил голос. Это был кроткий человек, обожавший свое занятие. Ну, кому могло взбрести в голову покуситься на безобидного рассказчика?

– Кому-нибудь, возжелавшему занять его место? – предполагает Люси.