Между первой и второй волнами пандемии отмечалась заметная пауза, когда вирус гриппа, казалось, где-то притаился и претерпел мутацию в убийственный штамм. Многие эксперты позднее высказывали предположение, что вирус на это время укрылся в организмах животных.

У Шоупа и на этот счет нашлась своя, причем достаточно спорная гипотеза. Он предположил, что вирус в тот период перекинулся на легочные глисты свиней, именно в них переждав паузу между волнами пандемии. При этом, утверждал он, никакой мутации вируса не было, и осенью 1918 года людей поразил тот же его штамм, что и весной. Только этим, настаивал Шоуп, можно объяснить точно установленный факт, что люди, перенесшие весеннюю стадию, выработали иммунитет к осенней. Различия же между первой и второй волнами гриппа заключались не в вирусе, а в том, что ему сопутствовало, – в старой знакомой всех инфекционистов «бацилле Пфайфера». Шоуп был убежден, что к массовой гибели людей осенью 1918 года привело то, что их поражало сочетание вируса и бактерии, которая значительно усиливала смертоносный эффект.

Все эти теории в наши дни давно считаются опровергнутыми. О них почти забыли. Hemophilus influenzae ныне известна лишь как возбудитель детского инфекционного менингита, но уже давно существует вакцина, его излечивающая. Но и в целом научное наследие, оставленное Шоупом, напоминает обоюдоострый меч. С одной стороны, его работы содействовали пробуждению интереса многих медиков к изучению инфлюэнцы. Он обнаружил вирус свиного гриппа и доказал его связь с эпидемией среди людей в 1918 году. Его стараниями укоренилось убеждение, что страшный вирус 1918 года может продолжать жить в свиньях.

Но в то же время, пусть в том и не было его прямой вины, блестящие результаты трудов Шоупа привели к одному из самых крупных в истории США судебных скандалов, связанных с ответственностью за свою деятельность поставщика товаров или услуг. В 1976 году, основываясь на его гипотезе о потенциальной опасности свиного гриппа для людей, правительство США предприняло попытку массовой вакцинации против него всего американского населения. Причем решение было принято лично президентом Джеральдом Фордом по совету наиболее авторитетных ученых страны. А началось все с того, что от свиного гриппа умер молодой военнослужащий, после чего возникли панические опасения, что смертоносный вирус 1918 года, по всей вероятности, может вернуться и захлестнуть человечество.

Вскоре выяснилось, что никакой вспышки гриппа не последовало, хотя никто не мог в точности предсказать этого заранее. А между тем тысячи американцев посчитали, что именно вакцина от свиного гриппа послужила причиной поразивших их всевозможных недугов, начиная с паралича и повышенной утомляемости и заканчивая практически любым хроническим заболеванием. Посыпались сотни тысяч обращений в суды. К тому времени, когда вся эта вакханалия завершилась, кампания по иммунизации от свиного гриппа породила у публики полнейшее недоверие к любым вакцинам, как и к ученым, которых подвергли жесточайшей критике (по их мнению, совершенно не заслуженной) за ложную тревогу. Как писал Кросби, это стало для научного мира предметным уроком, показав, чем грозит слишком серьезное отношение к гриппу 1918 года. После скандала с вакцинацией от свиного гриппа, продолжал историк, «вирусологи наложили почти полное табу на любое упоминание о пандемии 1918 года».

Но все-таки один из примечательных и таинственных эпизодов той эпидемии продолжает будоражить умы ученых. Почему оказались неуязвимы для гриппа моряки, которые вызвались участвовать тогда в опытах? Возможно, многие из них перенесли легкую форму первой волны гриппа, что защитило их от заразы во время второй? Или же умиравшие от гриппа пациенты, которые должны были передать здоровым матросам инфекцию, уже миновали ту стадию заболевания, когда оно опасно для окружающих? Ведь всего через несколько дней после того, как вирус внедряется в организм человека, он исчезает под воздействием антител – оружия защиты иммунной системы.

И симптомы гриппа продолжают развиваться в отсутствие вируса как такового. Получается, что иммунная система сама завершает разрушительную работу, когда в стремлении защитить организм человека заполняет его легкие белыми кровяными тельцами и жидкостью.

Хотя могла существовать и другая причина неудачи тех самых ранних экспериментов по передаче заболевания, считает доктор Эдвин Килбурн, видный исследователь гриппа, который работает в нью-йоркском медицинском колледже Вальхалла. Вполне вероятно, утверждает он, что у матросов все-таки развился грипп, но ни они сами, ни медики об этом не узнали. Килбурн подсчитал, что примерно семь процентов заразившихся инфлюэнцей людей переносят ее бессимптомно. Вирус поражает легкие и размножается. У заболевших, в свою очередь, вырабатываются антитела, блокирующие вирусы. Однако по необъяснимым причинам внешне это никак не проявляется.

Подводя итоги пандемии инфлюэнцы 1918 года, трезвомыслящие ученые понимали, что, несмотря на отдельные (и часто случайные) успехи в ее исследовании, вопреки обнаружению явных следов вируса гриппа человека 1918 года в свином гриппе никакая дальнейшая работа в этом направлении не могла дать им той информации, которая насущно необходима для полного понимания природы заболевания, чтобы иметь возможность защитить людей в случае ее внезапного возвращения. Для этого требовалось нечто, что казалось уже невозможным когдалибо получить. Ученым был нужен как объект исследования сам по себе вирус гриппа 1918 года.

Когда Йохан В. Хултин оглядывается на свою счастливо прожитую жизнь, оценивает финансовый успех в роли выдающегося патологоанатома, осматривает просторную и элегантно отделанную квартиру, в которой они живут вместе с женой почти у вершины холма Ноб в СанФранциско, и когда он разглядывает свою уникальную коллекцию произведений искусства доколумбовой эпохи, вспоминает уютный коттедж в горах Сьерра-Невады и путешествия, позволившие ему повидать практически все страны мира, он в точности знает, какой из моментов в его судьбе стал поворотным. Все началось обычным январским днем 1950 года, когда Хултин, двадцатипятилетний иностранный студент-стажер отправился, как обычно, заниматься рутинным исследованием в лаборатории Университета Айовы. Но уже к полудню Хултин сделал первый шаг к тому, чтобы стать кем-то вроде Лейфа Эриксона [7] в изучении гриппа 1918 года.

Грипп, конечно же, интересовал Хултина и прежде, но только он и помыслить не мог, что работа над секретом пандемии 1918 года определит всю его дальнейшую жизнь. В Айову из родной Швеции, где он изучал медицину в университете города Упсала, Хултин попал совершенно случайно в стремлении повидать мир и воспользоваться возможностью, которую шведские медицинские учебные заведения предоставляли всем своим студентам, – прервать на время занятия, чтобы попробовать себя в иной роли, а потом вернуться без необходимости вновь сдавать экзамены или терять год обучения. Хултин отправился за границу, планируя заняться изучением реакций иммунной системы человека на обыкновенный грипп. И если бы кому-нибудь в то время пришло в голову спросить, что ему известно о гриппе 1918 года, он, как прилежный зубрила, выдал бы обычный набор банальностей из учебника: это была ужасающая пандемия, но штамм вируса утрачен, и потому микробиологи уже никогда не установят, что именно сделало его столь смертоносным.