остальном этот райский архипелаг обустроен и без моего фуникулера. Дороги вымощены так, что лошадку подгонять не надо. Валуны с полей убраны, как в Финляндии, все окопано, выровнено, вызревают вишни и сливы, а на аптекарском огороде — библейские травы-приправы вроде иссопа.

Впрочем, как поговаривает Миша, если видишь рай земной — не заметил адских мелочей. Валаам среди прочего — монастырская тюрьма, пусть и не столь известная, как Соловки. Присылают сюда не за ересь или кощунство, а за бражничество, когда попадья не выдержит и донесет на мужа в консисторию — спасайте, пока рясу не пропил. Тоже не так и плохо: лучше года три канавы копать на островах, чем свалиться зимой под забор и не встать. Но неволя — всегда неволя.

Может, мне самой найти какой-нибудь остров, еще не открытый к 1824 году? И подальше от всяческих интриг, когда грозят Сибирью за исполнение приказа, а чем знатней гость, тем опасней последствия гостеприимства. Мои пароходики — никак не океанского класса. Построю большой пароход, сядем на него. Я, Миша, детишки, Настя, Павловна, Зефирка… Еще ученики — куда их бросать, талантливых, обнадеженных? Да и я как поеду по своим владениям от Воронежа до Петрозаводска — прощаться, так и заберу каждого третьего с семьей. Одного парохода не хватит. Два, три, четыре…

Считала пароходы вместе с тоннажем, пока не уснула.

* * *

— Эмма Марковна, вам соленый огурчик принести? Я скушала, кофием запила, морская хвороба отошла.

Эх, Настенька, подруга моя заботливая. Из всех морей была только на Ладоге, а уже знает, как обуздать последствия морской болезни.

— Спасибо, милая, я в порядке.

«Горлица» качалась на волнах, но уверенно шла от Валаама к Олонцу. Я опять сидела на палубе, только укутанная в плащ, и пила полуденный кофе.

Вот сейчас бы телепортировать на борт всех теоретиков, говорящих, что колесо надежней винта. При таком волнении оно бы половину времени било лопастями по влажному воздуху, а суденышко еще бы крутилось, плохо слушаясь руля, да еще и пожилой капитан орал бы: «Остановите чертову машину, на парусах лучше». И я бы с ним согласилась.

Может, и правда не надо убеждать дураков, что винт лучше колеса, что перед операцией руки надо мыть, что ребенка можно воспитать без розги, что… что… что… А собрать всех, кто дорог, кого не бросишь, и отплыть куда-нибудь. Устроив тест-круиз по Ладоге или заливу, проверить участников авантюры на морскую болезнь. Открыть неоткрытую землю и жить там по своим законам. Например, в мире с дикими животными, чтобы кролики, антилопы и прочие крокодилы-бегемоты приходили к крылечку. Крокодильчиков, впрочем, гонять придется, да и бегемошки не совместимы с сельским хозяйством.

Вот только, Эммочка, будь географической реалисткой: где эту землю найти? На континентах белые пятна граничат с какой-нибудь европейской колонией и скоро будут присвоены. Все мало-мальские интересные острова тоже захапаны, в основном Британией. Даже Святую Елену приспособили — Наполеона содержать. Если что-то осталось неоткрытое, так скалы вблизи Антарктиды, где аборигены — пингвины и морские слоны, а землю придется привезти с собой. А как обустроишься — сразу найдется хозяин.

Увы, от судьбы не уйти, придется выживать в этом веке, в этой стране. И понемногу приводить ее в порядок, делать безопасной. Сначала для себя. Хорошее дело — дружить с будущим царем, но все же самодержавие придется ограничить. Но как?

Года три назад я и Миша завели «блокнот предвидения». Открывали его в декабре, вспоминали события, которые должны произойти в реальной истории в следующем году. И даже без блокнота помнили, что на следующий год на Сенатской площади произойдет попытка серьезно ограничить самодержавие, если не отменить вообще. И приведет к тому, что самодержавие только укрепится и будет несколько внимательней относиться к жизни подданных, чем сейчас. И делать с этим что-то надо непременно…

Кораблик качнуло так, что я схватилась за леер. Пока что надо добраться до Олонца, оттуда — до Волк-озера, решить производственный конфликт и получить побольше качественного металла, чтобы строить большие корабли и прочие полезные вещи. А с самодержавием ничего без Миши решать не буду.

* * *

Ветер стих еще до берега. Мы легко вошли в речку Олонку, поднялись до города и выяснили, что нас ждут — молодой племянник управителя и трое заводчан.

— Мы как в воду глядели, Эмма Марковна, — весело сказал парень. — Думали, вы скоро приедете, так и не ошиблись.

— Не ошиблись, — подтвердила я. — Петруша, иного дела нет, как меня с мужиками ждать?

— Так и вправду нет, — вздохнул Петруша. — Немец-анжинер одно командует, Иван Севастьяныч — другое. И сердятся оба, когда видят, что не им приказанное делают. Вот работнички с завода и подались по деревням. Нам и делать нечего, как вас ждать. Спасибо, что сами приехали, а не письмо прислали. Тут, извините, бурелом наворотили, барыне разбирать надо. А что мужички со мной, так тут окрест озоруют немножко. Отдохнете, Эмма Марковна?

Я вздохнула столь же печально и ответила, что хочу поскорей увидеть навороченный бурелом, потому в путь без промедленья. Команда «Горлицы» уже выкатила на берег мой возок, проделавший путешествие на корме. Теперь ему быть транспортным средством.

Так что выехали вечером. Один из матросов стал кучером и погонял тройку, заранее арендованную Петром. Он и эскортные мужики ехали на телеге сзади. Дорожка так себе, спасибо хоть, больших дождей еще не пролилось.

Впереди был бурелом противоречивых приказов. А пока что приходилось иметь дело с последствиями естественного бурелома. Парочку деревьев, сваленных недавним ураганом, прежние путники стащили с дороги. Вот эту раскидистую ель почему-то забыли.

— Тпру!

— Эмма Марковна, мне одному не убрать, — заявил спрыгнувший кучер, — ждать надо.

Я обернулась. Телега с Петром отстала. Вряд ли надолго…

— Мужички, поможете? — обратился кучер к неясным силуэтам, возникшим возле поваленного дерева.

— В чем помочь-то? — донесся не столько грубый, сколько печальный голос. — Мы, мил человек, разбойнички.

Глава 19

Генерал Б.

— Палаши-и! Вон! На пле-чо!

Полтысячи рук сомкнулись на эфесах. Полтысячи клинков вылетели из ножен, блеснув под прорвавшимся сквозь облака лучом осеннего солнца, как полтысячи свечей. И ни одна сабля не покачнулась. И ни один кирасирский конь не нарушил строй.

«Жаль, что репутация офицеров зависит от скотов», — заметил как-то Алексей Ермолов, получивший начальскую головомойку то ли за отсутствие лошадей, то ли за внешний вид. Алексея Петровича