зажил своей жизнью, не обращая внимания на страсти людей.

А джонка медленно отходила от берега. Вслед ей раздавались проклятия оставшихся на берегу вокоу.

Киу понимал, что с раненым поваренком они далеко не уйдут. Так, может, спрятаться в какой-нибудь расщелине. Но Донг сказал, что он придет к берегу, поэтому надо торопиться. Киу посадил Юна себе на плечи и побежал. За ним, боясь отстать, побежала Ксу. Но пираты двигались быстрее, да и пленники устали.

У Киу закружилась голова. Как не вовремя! Он начал спотыкаться и почувствовал, что сейчас упадет. Но собрался и приказал себе добежать.

Ксу, зацепившись за куст, потеряла набедренную повязку, сделанную из остатков халата, и теперь бежала голой. Но это ее почти не беспокоило, она смотрела на мелькающие ноги Киу и старалась ставить свои ноги там же, где он. Только не запнуться, только не упасть.

Вот и спасительный берег, и приплывшая джонка, как и обещал Донг. Еще шесть джэй, и они будут у воды. Всего тридцать метров!

Но по песку бежать труднее, чем по камням.

Донг, стоя на носу, мысленно подгонял друзей. Он не мог бросить джонку на юного пирата, который помог ему — не мог так рисковать. Но что делать — один из пиратов уже настигает Ксу и Киу.

— Как тебя звать? — быстро спросил Донг юного пирата. — Ты сын обедневшего крестьянина?

— Да. Меня зовут Изао.

— Изао, мне нужно помочь своим. Держи джонку. Я — монах-воин «Черного лотоса», я обещаю тебе, что ты станешь настоящим воином и будешь сражать со злом. Небо благословило тебя, Изао.

С этими словами Донг прыгнул в воду и кинулся к берегу.

Киу на ходу спустил поваренка с плеч и, подобрав валявшуюся под ногами бамбуковую палку, стал защищать отход Юна и Ксу. Он, ловко вращая палкой, несколько раз ударил догнавшего их пирата. Тот согнулся от боли.

Подбежавший Донг выхватил палку у Киу.

— Беги! Надо помочь им забраться на джонку! — прокричал он, вступив в бой со вторым подбежавшим пиратом. Донг не стал тратить драгоценное время — он оттолкнулся от бамбуковой палки как от шеста и в полете ударил двумя ногами пирата в голову. Всё было кончено.

Донг побежал к джонке, куда уже все забрались и ждали только его. Донг обернулся — пираты приближались.

— Отчаливайте! — закричал он.

Джонка стала медленно отходить от берега. Киу нашел веревку и бросил Донгу. Донг поймал веревку, полез по ней и вскоре оказался на палубе.

Они, радостные, благополучно ушли в море.

Глава 13

Большой человек боится беды, высокое дерево боится ветра

Господин Сию очень нервничал в последнее время, хотя и пытался это не показывать.

Но его жена Чунтао чувствовала, что с мужем что-то творится. И поскольку она была женщиной умной, то не стала пока спрашивать мужа в лоб о его плохом настроении. Если не сказать нервном.

У него неприятности на службе? Финансовые дела семьи терпят крах? Может, он завел любовницу и она шантажирует его? Что еще могла думать госпожа Чунтао.

Сегодня днем она позвала к себе старого верного слугу Гана. Он проработал у них в семье больше тридцати лет и знал ее еще совсем крохой.

— Ган, как твое здоровье? Не нужно ли тебе чего? — спросила она.

Ган по старости лет редко прислуживал господам. Он всё больше работал в саду.

— Спасибо, госпожа Чунтао. Здоровье мое еще крепкое, и я всем доволен, — ответил Ган, гадая, зачем его вызвала к себе госпожа. Уж не хочет ли она взять вместо него молодого садовника?

— Ган, у меня к тебе есть дело. — Госпожа Чунтао помолчала и добавила: — Деликатное дело, Ган.

Ган поклонился госпоже, ничего не спросив.

— Мне нужно, чтобы ты проследил за господином Сию, — сказала женщина и внимательно посмотрела на слугу — какая будет реакция.

Но Ган лишь еще раз поклонился, прижав руку к груди. Он, конечно, старый, но в добром уме. Если госпожа просит, значит, в семье не всё в порядке и он должен помочь. Почему не помочь восстановить равновесие ян и инь.

— Ган, ты понимаешь, что всё должно остаться между нами.

Ган снова склонил голову. Он не в первый раз выполнял такого рода поручения.

— Вот, возьми деньги на мелкие расходы.

Ган взял деньги и с поклоном удалился.

Прошло пять дней. Госпожа Чунтао ждала садовника с докладом и была сама не своя. Она не находила себе места, но вида не подавала.

Что она узнает? И что потом ей делать?

Ужинали, как всегда, в столовой.

Муж почти всё время молчал. Да и Фенг сидел загадочный и задумчивый.

Он повзрослел. Госпожа Чунтао никак не могла подобрать слово, описывающее настроение ее приемного сына Фенга. И сейчас оно само пришло на ум — «загадочность». Да-да, здесь кроется какая-то загадка.

Госпожа Чунтао внимательно оглядывала своих родных. Нет, даже всегда шумная дочка Лан и та, казалось, вела себя тише.

— А не поехать ли нам завтра на прогулку? — улыбаясь, предложила госпожа Чунтао. — Погода хорошая.

— Да! Едем! Едем! — захлопала в ладоши Лан. — Я на своей лошадке…

— Ты еще не очень уверенно держишься в седле, Лан, — забеспокоился господин Сяо — прошел всего месяц, как он подарил дочке коня-однолетку. — Будет лучше, если ты поедешь в паланкине.

— Но там неинтересно! Там скучно! Ну можно, можно я поеду на Магу. Я буду осторожна и внимательна, Сию-гэ. — Лан умоляюще смотрела на господина Сию-гэ, а в глазах ее плясали чертики.

Ну что ты будешь делать с этой девчонкой! Господин Сяо не мог ей отказать. Даже озабоченный взгляд жены его не остановил.

— Хорошо, Лан, но ты будешь ехать шагом и возле паланкина, — твердо сказал он. — А Фенг за тобой присмотрит.

— Конечно, — пробормотал Фенг, погруженный в свои мысли.

Быстро стемнело — осень.

Госпожа Чунтао, кутаясь в платок, сидела в беседке у пруда. Она то разговаривала со служанкой, то задумчиво молчала. Когда совсем стемнело, госпожа Чуанто отправилась в свою комнату.

«Где Ган? Почему он не пришел? С ним что-то случилось?» — задавала она себе вопросы и пока не находила на них ответы.

И лишь утром ей сообщили, что появился Ган и хочет ее видеть. Госпожа Чунтао велела впустить его.

Ган с опущенной головой вошел в комнату госпожи. Та, забыв о своем положении и статусе, нетерпеливо, не поздоровавшись, спросила:

— Ган, где ты был? Что случилось?

Слуга Ган поднял голову.

— Приветствую вас, госпожа. Я возвратился глубокой ночью и не посмел тревожить вас, госпожа.

— Ты что-нибудь выяснил, Ган? —