С перекрестка послышались смутно знакомые вопли, и я, неспешно потягивая пиво и жуя пирог, пошел в ту сторону. Есть еда, есть выпивка, осталось еще найти себе развлечение.

— Небеса пропитаны трупным смрадом! И Бог-Солнце прячет светлый лик от стыда и горя! Ваши души чернее сажи! Сколько невинных существ поглотили ваши грязные тела?

Там стоял мой давний знакомец, сумасшедший в желтом балахоне. Он тыкал тощим пальцем в людей и выкрикивал нелепые слова. Мужчины не обращали на него внимания, безрунный не заслуживает его, женщины смеялись и обходили стороной. Двое мальчишек бросили в него камнями, но тут же получили затрещины от взрослых и удрали.

— Вот ты! Ты! — он зацепился за меня. Видимо, потому что я единственный остановился его послушать. — От тебя так и несет смертями. Сколько душ ты погубил?

— Насчет душ не знаю, но человек семь-восемь точно убил, — весело взмахнул я кружкой.

— О, Бог-Солнце! Сможешь ли ты очистить этого безумца? Ибо не ведал он, что есть свет, а что тьма! Он выращен не твоим пресветлым именем, а демонами! Но как убрать эту грязную силу, подаренную тьмой? Как вернуть невинность?

— Ты есть хочешь?

Сумасшедший жадно глянул на меня, и я протянул ему добрую половину пирога. Он сначала потянулся, но увидев куски сала, выглядывающие из теста, дернул рукой и уронил еду на землю.

— Это нечистая еда! Нечистая! Как можно есть мясо?

— А как можно его не есть? — расстроенно вздохнул я. — Ну не хочешь, так и скажи. Зачем бросать-то?

К нам подскочила серая псина, слизнула пирог и с надеждой глянула на нас. Солнцелюб ей чем-то не понравился, она тявкнула и ушла восвояси.

— Вот ты говоришь: Бог-Солнце. Но какой же это бог? Что за бог будет изо дня в день крутиться вокруг земли? Никакого интереса же! Ни подраться, ни попировать! А твари? Кто будет их убивать?

— Тварей не нужно убивать, — осторожно сказал солнцелюб. — Они — лишь наше творение.

— И кто такой умелый, чтоб их сделать?

— Мы! Мы все творим их своими делами. Каждое убийство! Каждая смерть от меча или топора! Пожирание грязного мяса! Все это и создает тварей.

Я допил пиво.

— Так получается, что если все люди во всех морях и землях перестанут уничтожать тварей и есть мясо, твари исчезнут?

— Или станут чистыми созданиями. Солнечными! Миролюбивыми! И воцарится царство Солнца не только на небе, но и на земле.

— А на небе, значит, уже все чистые?

— Конечно! Ты же видишь звезды? — он воздел тощие руки к небу. — Это небесные люди, которые блюли волю Бога-Солнца, жили светло и праведно, не ведали ни гнева, ни страсти, потому они и сами могут светиться. Это их души глядят на нас с небес.

— Только их что-то маловато. Сколько там звезд? Неужто больше, чем жителей Хандельсби?

— Зато они бессмертны! Их жизнь бесконечна! А значит, и мы можем стать звездами.

— Вот ты никого не убивал. У тебя нет ни одной руны.

Солнцелюб очертил рукой круг перед своим лицом. Видать, это его очистительный знак.

— Мяса, гляжу, тоже не ешь. Так почему же ты еще не светишься? Почему не стал звездой?

— Бог-Солнце всемогущ и всеведущ, но он не будет заниматься каждым ничтожным человеком. Вот когда наберется на этой земле столько же праведных душ, сколько звезд на небе, так Бог-Солнце сделает их бессмертными.

— Ага. А с остальными что будет?

Он замялся, видимо, не особо хотел говорить, но все же выдавил:

— Земля будет очищена святым огнем от всех нечистот, — солнцелюб вцепился в мой плащ. — Отринь демонов, очистись от смертей, и ты тоже сможешь стать избранным. Звездой!

Я выдернул плащ из его пальцев.

— Чем блестеть впустую, я лучше пойду в дружину в Фомриру. Пусть даже и после смерти!

Сумасшедший разразился за моей спиной проклятьями.

Попировали мы знатно.

Тулле купил-таки живого порося, Бьярне — два бочонка меда, в одном — хороший, в другом — похуже, «чтоб пить, когда уже разницы не будет». Я взял пироги на всех. И завертелось…

Наш скальд охрип, пока пел. Мы наперебой рассказывали о своих подвигах, благо и послушать было кому. Видарссон и Сварт слушали нас, раскрыв рты. Я вспомнил про речи солнцепоклонника и пересказал их ульверам. Они ржали, как сумасшедшие.

Как можно выжить без мяса? А что тогда есть? Одной кашей сыт не будешь. А бить поклоны солнцу? Тоже ведь нелепость. Все знают, что это пылающее сердце давно убитой твари Маансудж, которая хотела сожрать землю и выпить моря. А еще по небу крадется другая огромная тварь Сидансудж. У нее пока не хватает сил победить богов и уничтожить мир, но если она проглотит сердце-солнце, тогда ее силы преумножатся, и тогда нам всем придет конец. Порой она дожидается, когда Скирир вместе с остальными богами перепьет на пиру, и разевает свою пасть. И мы видим, как солнце начинает исчезать. Тогда все люди кричат, стреляют из лука в небо, бьют в бодраны, дуют в луры. Будят заснувших богов. Первым просыпается Фомрир, швыряет топор в Сидансудж, и та медленно отползает.

Когда-нибудь боги не успеют пробудиться вовремя, и тогда настанет конец света. Исчезнет согревающее землю сердце, но люди не успеют замерзнуть. Весь мир будет поглощен Сидансудж.

Альрик шепнул мне, что если бы жители Хандельсби прислушивались к словам солнцелюба, то убили бы его. На всякий случай. Мало ли, вдруг и правда их станет столько, сколько звезд на небе? Проще убить всех встречных солнцепоклонников и не переживать насчет очистительного огня.

Ящерица напился раньше всех и ушел спать. Мы же сидели чуть ли не до утра. Порой стоит устраивать пирушки только в своем кругу, чтобы понять, какие же славные ребята тебя окружают.

На следующий день хирдманы просыпались по одному, выпивали кружку кислого молока, собирали вещи и уходили. Кто-то думал снять комнату в местной харчевне и всю зиму сидеть в тепле да потягивать пиво. Кто-то хотел поискать несложную работку: дрова рубить или жечь уголь. Хвит говорил, что найдет симпатичную женщину и поживет у нее до весны. А коли по душе она придется, так и жениться можно. Я раньше времени не загадывал. Сначала разберемся со Скирре, а уж потом думать буду. Тулле сказал, что пойдет со мной. Мало ли… Вдруг опять приступ случится?

Так что мы собрались, обнялись с Альриком и ушли в дом отца. Хёвдинг пообещал прийти на нашу тяжбу и, если понадобится, выложить все, что знает о Торкеле.

Эрлинг встретил нас тепло. Тулле сразу отыскал Гнедого, попросил прощения, рассказал о своей беде, тот дал изрядную затрещину моему другу, и вопрос был закрыт.

Вечером мы сидели с отцом вдвоем, пили ягодный взвар и говорили.

— Здорово Рагнвальд решил спор! Вроде как и не он приговорил Хрейна к изгнанию, а боги! — смеялся я.