— Значит, нет у тебя доказательств, что виноват ярл Хрейн? — повторил Рагнвальд.

— А кому еще нужна была его смерть? Близких родственников у ярла Сигарра не осталось. Врагов, кроме ярла Хрейна, нет. Ярл Хрейн рассудил, что раз он не смог в честном бою заполучить себе земли, так и яд сгодится.

Жирный урод так и подскочил на месте, брызгаю слюной:

— Так ведь нет земли! Помер Сигарр или нет, остров моим не стал!

— Так-то оно так, — усмехнулся Альрик. — Вот только ты об этом прежде не знал. Коли бы знал, может, ярл, — хёвдинг выделил это слово, так как Хрейн забыл его упомянуть, — может, ярл был бы сейчас жив.

— И как бы я смог отравить ярла Сигарра? В его Сёльвхус просто так не пройдешь, не проедешь. Любой чужак сразу на виду окажется. Скорее, уж обидел ярл Сигарр кого-то из местных, может, девку снасильничал, вот и отомстили ему.

Сакравор прорычал с места:

— Ты! Вошь из Бездны, гнида из подхвостья самой вонючей твари, блевотина червей! Как смеешь ты говорить такое про ярла Сигарра?

И давление силы от Эрна усилилось в разы, прошло через наши ряды и докатилось до всех концов зала.

Альрик спокойно пересказал наш вариант про лазутчика, который сумел затеряться среди трех разных хирдов, а потом незаметно сбежал.

Я же в это время разглядывал убранство зала. Все же конунгов двор, не чих мышиный. Раньше, по словам отца, здесь, а может, и не здесь, а еще в старом доме, на стенах висели раскрашенные щиты, шлемы, мечи и топоры. А перед входом в дом стояли носовые фигуры с захваченных кораблей, тех самых, что затоплены во фьорде. Тогда конунг был еще молод, говорил отец, и думал больше о доблести и славе. Сейчас, судя по гобеленам и искусной резьбе на стенах, Рагнвальда больше занимали мирные и хозяйственные дела. Совсем как моего отца. На одном гобелене я узнал грозного Фомрира, прорубающего мечом фьорд, на другом — Фольси, укрощающего белого тура. А потом попытался угадать, что же зарисовано в резьбе, и совсем забыл про препирательства Альрика и Хрейна. Переплетенные линии ложились несколькими слоями, которые переходили один в другой. Я мысленно последовал за одной из линий, следуя за ее плетением глазами. Виток, еще виток, уход вглубь… Где же она вынырнет?

Удар в бок. Я вдруг осознал, что стою с поднятой рукой, водя пальцем по далеким узорам.

— Ты что-то хочешь добавить, карл?

Рагнвальд? Сам конунг обратился ко мне? А его мальчишка беззвучно хохотал над моей оплошностью!

— Да, конунг. Я хочу сказать, что наш хёвдинг известен во всех северных морях своей честностью. Он никогда не нарушает данное слово, не берется за невыполнимую работу, а если уж взялся, так сделает все преотлично.

Я старался не смотреть в сторону Альрика, но даже так почувствовал знаменитую «молнию очами».

— Благодарю, карл. Хёвдинг, я услышал твои слова. Твои рассуждения умны и похожи на истину, но это не значит, что они и есть истина. Ярл Хрейн прибыл в Хандельсби не по моему вызову, а с жалобой на ярла Сигарра и его заплечного. Слушаю тебя, ярл Хрейн.

Не знаю, кто как, а я всегда от долгих нудных речей зевал и искал развлечение на стороне, чем часто злил отца. Он хотел, чтобы я был послушным, внимательным, усидчивым. Наверное, ярл Сигарр как раз был таким ребенком. Я еще раз глянул на резьбу, но решил больше так не рисковать. Что я скажу в следующий раз? Что ярл Хрейн известен во всех северных морях пустозвонством? Что его слова подобны пердежу: громкие и сильно воняют? И за что бы он ни брался, всегда выходит одно дерьмо.

Я придумал еще несколько смачных эпитетов для этой свиньи и усмехнулся, настолько они получились язвительными. Почти что хула, но до вызова недотягивают. Надо будет запомнить и высказать их кому-нибудь другому.

Еще один удар в бок. Я тут же согнал улыбку, насупился и сделал суровую рожу. Сколько еще будет длиться эта говорильня?

Конунгов сын теперь откровенно смотрел только на меня. Поймав мой взгляд, он косо ухмыльнулся и подмигнул. Издевается?

— Ярл Хрейн, я услышал твои слова. Твои речи очень пылки и захватывающи, но ярость не доказывает их истину.

Рагнвальд Беспечный поднялся с места, сын — рядом с ним. Следом встали и все в зале.

— Я не вижу, кто первым нарушил мой завет и мой закон. Ясно лишь одно: вражда между ярлами не прекратится. А потому вот мое слово. Боги все видят и все знают. Пусть решают они, кто прав. Я объявляю хольмганг. Если победит ярл Хрейн, тогда виновным во вражде будет считаться ярл Сигарр, и в качестве виры за смерть сына и людей ярл Хрейн получит в свои владения остров Энслиг. Если победит ярл Сигарр, тогда виновным станет ярл Хрейн. Он лишится звания ярла и будет изгнан из страны на три года. Кто выйдет со стороны ярла Сигарра?

Сакравор поспешно шагнул вперед. Как будто кто-то еще захочет…

— Кто выйдет со стороны ярла Хрейна?

А вот оттуда никто не торопился.

Я посмотрел на свиту Хрейна и расхохотался. Только сейчас я понял, чем был занят хёвдинг все это время и зачем я проторчал клятых две седьмицы взаперти в обнимку с ведром дерьма. Альрик не рассчитывал на победу в суде. Он добивался суда поединком. Еще во время сражения на острове мы видели всех воинов ярла Хрейна, и никто из них не приблизился к десятой руне. Кто бы сейчас не выступил от Хрейна, он не сумеет победить одиннадцатирунного сакравора, несмотря на близость того к Бездне. Особенно из-за близости к Бездне.

Как Беззащитный сумел это провернуть? С кем он пил? Вряд ли с самим конунгом. Кто-то из его свиты мог обсуждать с ним будущие дела. Рагнвальд не обязан знать силы всех своих ярлов наизусть, особенно таких мелких, как Сигарр и Хрейн, потому если не знать подоплеки, его решение кажется справедливым.

Я же говорил, что Альрик не берется за невыполнимые дела!

Мы встали затемно.

Протерев лицо свежевыпавшим снегом, я закутался в волчий плащ и последовал за хирдом к месту хольмганга. У них, в Хандельсби, оказывается, было специальное место для этого! Туда неспешно подтягивались жители столицы, чтобы посмотреть на нечастое и всегда яркое зрелище — божий поединок. Для Рагнвальда и его драгоценного сыночка там соорудили помост, который застелили коврами, сверху поставили кресла и бросили те же шкуры хиоссы.

Конунг в первых солнечных лучах смотрелся едва ли старше сына, разве что светлая борода, отливающая золотом, указывала на его возраст. Да что там, Альрик, который старше меня всего на десяток лет, выглядел ровесником Рагнвальда.

Конунгов сын по пути к креслам все вертел головой, потом высмотрел-таки меня и радостно помахал рукой. Хвит еще вчера вечером рассказал, что его зовут Магнус, Магнус Рагнвальдссон, и он младше меня на целую зиму. А сейчас я убедился, что он еще и выше меня на полголовы. И на лицо краше. Светленький такой, гладкий, прилизанный, точно баба. Девки к нему должны липнуть не только из-за золота и шести рун. Вот это и называется несправедливостью богов. Кому-то они отсыпали полную пригоршню даров, а на кого-то лишь стряхнули пыль с ладоней.