Кроме того, эта школа прославилась тем, что во времена его учебы ежегодно за рубеж стало эмигрировать большое число ее выпускников.

Он закончил ее в 17 лет и как скажет позже: «Мои взгляды не менялись с 16 лет. Я никогда не был левым, всегда крайне отрицательно относился к левым, ужасно плохо… всю жизнь ненавидел чегеваристов, троцкистов, новых левых — и никак не изменил с тех пор свою точку зрения». То есть его взгляды сформировались не в семье («…бабушка осталась твердокаменным коммунистом и таковым оставалась до последнего дня»), а именно в этой школе: так готовили будущую советскую научную элиту в «питомнике гениев МГУ».

Там окрепла его любовь к искусству: он стал президентом школьного музыкального клуба. И по окончании школы не возникло проблем с поступлением на экономический факультет МГУ, где в это время заведующим кафедрой управления был Гавриил Попов.

Диплом он защитил под руководством другого экономиста-экспериментатора Станислава Шаталина, и плавно перешел в аспирантуру — учиться вместе с Егором Гайдаром. Можно даже считать, что на фоне их он выглядит относительно прилично. В МГУ он тоже стал президентом музыкального клуба. Где и подружился с фарцовщиком Михаилом Фридманом.

Защитив диссертацию, сын ответственного секретаря Комитета по системному анализу при Президиуме Академии наук СССР, вполне естественно, пошел работать во ВНИИ системных исследований АН СССР — и работал в одной комнате с тем же коллегой по аспирантуре — Гайдаром.

К концу 1980-х отец был уже не только орденоносцем, но и действительным членом АН СССР, и молодой ученый и специалист по «эконометрике» развил талант: оказался на работе в Международном института прикладного системного анализа в Австрии (Лаксенбург): одним из его организаторов и директором ВНИИ, где он работал, был хороший знакомый отца — Джермен Гвишиани. По мнения некоторых экспертов, в Лаксенбургском институте часть высшей советской элиты отрабатывала модели демонтажа советской плановой экономики и раздела ее между собой.

И заодно он оказался на работе в МИД СССР: по совместительству с работой в Институте стал советником МИДа, который в это время возглавлял Шеварднадзе. Так что осенью 1991 года у него не было иного пути, как войти в «правительство Гайдара» в качестве председателя Комитета внешнеэкономических связей, и первого заместителя главы МИД РФ Козырева. И когда в 1992 году было создано министерство внешних экономических связей РФ — его и возглавить. Какие успехи в этот год были — да и могли ли быть? — у такого ведомства в таком правительстве, сказать сложно, и он все же предпочел после отставки Гайдара тоже подать в отставку.

Позже он скажет об этом времени: «Первый миф, который я предлагаю проанализировать, это миф о том, что никто не хотел идти в правительство в конце 1991 года. Тезис о том, что никто не хотел идти в правительство в 91-м году, повторяется очень часто. Будто бы только команда Гайдара решилась, а больше никто не хотел. Мне кажется, что это неправда… в 91-м году, хотя магазины были пусты и купить без очереди ничего было нельзя, тем не менее, в Москве я не видел ни одной павшей лошади, так чтобы ее на куски резали на Тверской, как, например, в 18-м году. Вот я такого не видел.

Более того, я помню, что в Москве в 91-м году работали рестораны, и в квартирах тоже никто особенно с голоду не умирал, да и о холоде были панические разговоры, но реально особого холода не было…».

1992 год — время начала создания крупных состояний на ограблении страны. И он применил свои силы в бизнесе и в кампании «Финансы Петра Авена» («ФинПА»). Правда, до марта 1993-го, когда он ее создал, успел поработать консультантом АО «ЛогоВАЗ», Бориса Березовского. Встречаются данные и о том, что, по ряду мнений, используя свои международные связи, участвовал в организации транзита наркотиков из Юго-Восточной Азии через Россию в Европу.

В отличии от остальных, занимавшихся тогда предпринимательством, он в разграблении страны не участвовал. И спекуляциями не занимался. Он ничего не покупал и не перепродавал. Он просто продавал свои советы. То есть — информацию. Он сам говорил, что ни у него, ни у его кампании не было капитала. Он просто консультировал: кто владеет информацией, тот владеет миром.

Наверное, естественно, что у бывшего сотрудника одного из ведущих центров экономической мысли в СССР, бывшего сотрудника Международного института прикладного системного анализа, хорошо знакомого с зятем бывшего Предсовмина СССР и еще — бывшего члена Политбюро и министра иностранных дел СССР, тем более — самого бывшего министром внешнеэкономических связей России, просто не могло не быть полезной информации и полезных знакомств и связей.

Он опередил время: к чему продавать нефть, когда можно продавать информацию… Тем более, что работники банков подчас говорят о подарках и комиссионных, которые он поучал от зарубежных партнеров при решении вопросов о долгах. В биографиях пишут, что в декабре 1992 года он подал в отставку после отставки Гайдара. Но встречаются и другие данные. Что 1991–1992 годах его разрабатывало 6-е управление КГБ/МБ РФ по материалам крупных хищений и причинении стране крупного ущерба, а также — преступным связям со спецслужбами Израиля. И уволен, по этой версии, он был не по своей инициативе. А по докладу министра госбезопасности Борису Ельцину.

И тут на связь с ним вышел приятель-фарцовщик из студенческих времен — Михаил Фридман. Тоже сын лауреата Госпремии СССР.

Так же можно встретить упоминания и о том, что 1993 году в Вене состоялась его встреча с представителем колумбийских наркобаронов Орехуэлом, «Шахматистом», и что на этой встрече была достигнута договорённость о размещении в «Альфа-банке» денежных средств из офшорных зон (Багамы, Гибралтар) для их вложения в экономику России путём скупки акций российских предприятий.

Поэтому, когда в конце 1993 года он оказался депутатом Госдумы по списку другого приятеля, Егора Гайдара, он не стал заниматься подобной ерундой — и отказался от мандата. У него, генерального директора «ФинПА», теперь впереди был пост президента «Альфа-банка».

Здесь он всегда занимался вопросами стратегического развития. На нем были контакты с деловыми кругами и правительственными структурами. Можно было бы предположить, что его успех и успех его банка — результат метематически-экономического гения. Но в 2000-е годы он признается, что математику, по сути, забыл: сам не всегда понимает собственные работы 1980-х гг. и материалы собственной диссертации. Дело не в математике — дело в связях. И конечно, любым серьезным людям было комфортнее иметь дело с ним, при его академически-правительственном прошлом, чем с его партнером фарцовщиком из подмосковного городка.

Расцвет «Альфа-группы» чаще всего связывают с ним — и итогами для этой группы дефолта августа 1998 года. «Я могу давать советы, но у меня нет капитала», — говорил он когда-то. В августе 1998 года совет друга Гайдара, то есть тех и того, кто знал о дефолте и его готовил — это было больше капитала. И это означало не только его сохранение, и даже не удвоение: доллар тогда в первые дни вырос в четыре-пять раз. Потом упал. Потом опять вырос. Вот тот, кто знал, когда он вырастет, когда упадет, когда опять вырастет — тот значил больше любого капитала. Это же только «романтик» Гайдар, спланировав дефолт и девальвацию одновременно, даже собственные рублевые сбережения не стал переводить в валюту. Его друг потому и относил себя всю жизнь к правым, что полагал: «Правые всегда более реалистичны».