И пояснила, что дочерей растила одна, профессия у нее тоже, можно сказать, мужская, так что в хозяйственных делах она любого мужика за пояс заткнет. Далее Алина поведала, что прежде эта квартира принадлежала ее родителям, она тут и выросла, так что многих в доме прекрасно знала. Будановых в том числе – точнее, Юлю Буданову – мать Жени. Они даже учились в одной школе, ну а потом, после замужества, их пути разошлись.

– Когда мои родители умерли, здесь поселилась моя старшая дочка с мужем, – закончила Алина. – Ну а я наезжаю изредка, чтобы помочь. Иногда зло на них берет – им все прямо на блюдце подносят, а они еще нос воротят. Квартиру вам? Нате, прекрасная квартира, только небольшой ремонт нужен. Но они же сами ничего делать не хотят. И деньги им таскаю, и продукты на свои же кровные закупаю, и с детьми сижу, когда надо, и одежду детям покупаю… А им все нипочем, все как в прорву…

Татьяна слушала и не слышала. Она машинально кивала, сочувствуя этим жалобам, а у самой проскальзывала мысль, что она бы тоже не отказалась жаловаться на свою дочь. Какая та инфантильная, неблагодарная, нерациональная… Только вот жаловаться уже было не на кого.

– Кстати, Алина, – перебила она хозяйку, как только та перевела дух. – Мать Жени сказала мне по телефону, что тут на третьем этаже живут одни пенсионеры. А я точно знаю, что тут проживает какой-то молодой мужчина, – я лично его видела.

– Да ладно, – заговорщицки кивнула та, аккуратно давя окурок в пепельнице. – Юлька, конечно, что-то напутала. Тут сейчас из пенсионеров всего одна жилица, да вы с ней разговаривали. Мои-то родители тоже были на пенсии, конечно, но их уже нет… А в той квартире я вообще не понимаю, кто живет. Раньше, точно, жил какой-то дедушка, я его в детстве считала старым. Куда он делся, когда умер, – понятия не имею, это было уже без меня.

И Алина сообщила, что пару раз видела, как ту дверь отпирал какой-то мужчина. Она с ним знакома не была, а когда спросила дочь, кто он такой, та тоже пожала плечами. На этом все и кончилось – тем более что новый жилец никого не беспокоил, дебошей не устраивал, и знакомиться с ним, короче, не было никакой необходимости.

– Постойте-ка… – пробормотала она, заметив разочарование на лице Татьяны. – Когда мы ставили железную дверь на подъезд, он сдавал деньги или нет? Должен был сдать, я думаю… Кстати, за бабушку-соседку заплатила я. И за детей своих, конечно, тоже. У них никогда лишнего рубля нет. А кто получал долю с того мужика?

Она призадумалась, потом подняла указательный палец:

– Одна дама с пятого, точно! Там поселились какие-то богатенькие, им очень не нравилось, что подъезд стоит нараспашку. Нужно бы к ним подняться, они точно знают…

Татьяна кивнула:

– Я это сделаю. А в ЖЭКе могут знать? Я хотела еще зайти в паспортный стол.

Алина выдала ей полную информацию – куда идти и к кому обратиться. У нее оказалось даже записано время приема, и Татьяна, сверившись с ее записями, убедилась, что сегодня такая возможность уже упущена – паспортный стол закрылся полчаса назад.

– Не расстраивайтесь, – утешала ее Алина. От нее изрядно пахло пивом, но сочувствие было неподдельным. – Сходите туда завтра. А кстати, почему вас так волнует, что дочка туда захаживала? Теперь-то что поделаешь?

Татьяна махнула рукой:

– Если бы она просто ходила в гости, я бы не волновалась. Но вышла неприятная история. Дело в том, что Ира попала под машину в пьяном виде. – Она произнесла это твердо и даже с вызовом. – Но Ира в жизни не пила, она ненавидела алкоголь.

Алина растерянно посмотрела на пустые пивные банки, потом перевела взгляд на гостью:

– Думаете, он ее напоил, да? Тогда, конечно, стоит с ним поговорить… А она была совершеннолетняя?

– Да… Во всяком случае, не в том возрасте, чтобы его можно было привлечь за спаивание… И даже не знаю, есть ли такая статья. В конце концов, люди ведь пьют по доброй воле, нельзя напоить человека насильно…

– Можно, – возразила Алина. – Все можно сделать, если постараться… А экспертизу ей делали? Ее не били, не…

Татьяна с трудом перевела дух:

– Нет-нет. Это несчастный случай.

Алина совсем сникла:

– Как девочку-то жалко… Говорите, она дружила с Женей? Тогда странно, что она захаживала не к ней самой.

– А Женя живет с родителями?

– В основном да, я думаю. Часто ее тут вижу на лестнице и во дворе. Где же ей еще жить?

– А в этой квартире, напротив вас?

Алина призналась, что этого она не знает. Но уж если дело на то пошло, она берет на себя все об этом узнать. Поговорит с родителями Жени, с соседями, с самой девушкой.

Татьяна с благодарностью записала ей свой домашний и рабочий телефоны:

– Я просто не знаю, как вас благодарить! Конечно, вам скажут скорее, чем мне, вы лицо незаинтересованное, да к тому же здешняя. А со мной, боюсь, Женины родители откровенничать не станут. Знаете, что они мне сказали по телефону? Дескать, понятия не имеют, что их Женя проживает в этой квартире на третьем этаже. А я видела ее там ночью, в ночной рубашке, с этим мужчиной… Называет его своим официальным женихом! Как же это так? И они не знали?

Алина слушала как завороженная и в конце концов воскликнула:

– Надо же! Если Женька в самом деле выйдет за него замуж, то сделает выгодное дельце! Квартирка там недурная, только вот кухня маленькая. Удивительно даже – все квартиры в доме хорошо спланированы, только в том стояке кухоньки мизерные, прямо как в хрущобе!

Она еще раз пообещала все разузнать и проводила Татьяну, продолжая выражать свои соболезнования. Когда она стала отпирать дверь, Татьяна припомнила еще кое-что и обернулась:

– Извините, у меня есть еще вопрос… Думаю, кроме вас никто и не ответит.

– Да?

– Родители избивали Женю?

Та замерла, открыв замок на пол-оборота. Потом слабо махнула рукой, будто отгоняла услышанное:

– Да что вы! Кто?! Юлька с мужем?!

– Ну да! Девушка постоянно ходила в синяках, и дочь мне говорила, что родители ее бьют…

Алина резко замотала головой, так что концы косынки захлопали ее по щекам, как два потрепанных розовых крыла:

– Никогда они ее не били!

– Вы это точно знаете? – недоверчиво протянула Татьяна. – Я-то видела Женю, еще когда та училась в школе, в последних классах. Постоянные синяки – то старые, то совсем свежие. И когда видела ее в последний раз – ей опять насажали синяков. Я спросила – кто это сделал, а она призналась, что отец…

– Ой, стерва… – протянула Алина, не сводя с гостьи потрясенного взгляда.

– Простите?!

– Да я не про вас, разумеется! – поправилась та. – Женька стерва, если такое говорит! Родители у нее, конечно, строгие, стараются ее не распускать. Но чтобы били?! Да ну, я же их сто лет знаю, в доме у них часто бывала… И с Женькой общалась. И я тоже видела эти синяки и тоже спрашивала. Так мне она никогда на родителей не жаловалась! Говорила – в школе заработала… Ну, что тут такого? Если девчонка драчливая, то иногда не хуже парня разукрашена… Я и сама в детстве…