Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я тоже выпиваю!
– По-европейски, осторожно: потом, правда, разговоров об этом… А вот как Буковски или Довлатов, ты пить не можешь: вот и талант соответственный.
То было страсть как холодно, а теперь вот жуть как жарко.
Мама говорит:
– Это лучший твой текст. Совершенно правдивый. Без вранья. Украшательств. Политики. Стремления стилизовать. Просто. Скромно. Информативно. Всегда бы так. Тем более, кроме погоды, тебе сообщить особенно нечего. Единственное – убери слова «страсть» и «жуть».
– Почему?
– Избыточно. Как будто ты выпендриваешься. Про кино тоже надо так писать: «Вчера в кинотеатре «Ударник» началась ретроспектива фильмов Евгения Матвеева».
– И всё?
– Достаточно. А то ты как-то написала: «Анализ подсознательно-чувственных обертонов в ранних фильмах Гайдая», и тут же тебя выгнали с работы. И правильно сделали. Не нужно умничать. Будь проще.
– Хорошо с тобой болтать! (говорит мне Денис Соловьев-Фридман, большой интеллектуал и образованнейший человек).
– О чем ему с тобой болтать? Примерно как тебе с Коляном (говорит моя мама).
– Денис тоже «ходит в народ», болтая со мной (говорю я). Вот, к примеру сказать, сегодня по скайпу говорит:
– Джоконда Панкьелли – выдающееся исполнение! Слышал в «Гранд-опера».
Я говорю:
– И имя какое у нее красивое…
Денис теряется:
– У кого?
– Ну, у этой Джоконды Панкелья.
– «Джоконда» – это название оперы. Панкьелли – имя композитора. А певица – Виолетта Урмано. Ты все это запиши (говорит). Не перепутай.
Мама говорит:
– И это называется «хорошо поболтать»? Ну, в своем роде… Болтаю же я с Марсиком.
Пошли как-то с мамой к родственникам.
Не виделись, наверно, лет 20.
Один из них проездом был в Москве.
Пришли в отель, сидим, выпиваем.
Вспоминаем прошлое.
Один из них говорит:
– Я кандидат наук, начальник того и сего и книгу написал.
(Почему-то слово «книга» на всех действует: как будто все пишут, как Кафка. То, что собрано в переплет, не всегда книга же?)
Но я при этом верю всем: откуда я знаю? Вдруг на старости лет из человека вылез Кафка?
Родственник достает книгу, в красивом переплете, с позолотой, и говорит:
– Подарить не могу. Все экземпляры именные.
Я говорю:
– Какая жалость! Но я куплю! (как романтик, мало смыслящий в нашей грубой действительности, я благоговейно беру в руки: вдруг там Кафка, типо, или в «Поисках утраченного времени»? Кто его знает? Или что-то остроумное, новая такая литература? Написал же футболист сценарий фильма «Жмурки?).
А книга вот какая: биография какого-то казахстанского министра.
Мама резко говорит:
– Биография? Министра? Да кто ж это читать будет?
Я под столом ей на ногу наступаю.
Мама говорит:
– Че ты делаешь? Больно же!
А самоупоенный родственник ничего не замечает и говорит:
– Сто тыщ экземпляров продам! (он вообще только о себе говорит и в превосходных степенях – но в принципе мужик хороший).
Тут маме становится обидно, и она вдруг говорит:
– А Диля – известный в России кинокритик!
Родственник погладил меня по голове и снисходительно так:
– Ну ничо, ничо… По-всякому люди зарабатывают. Ты не переживай. Критик так критик… Не уборщица же.
Мама потом говорит:
– Непробиваемый… Вот бы нам так! Уверенный в себе, молодец!
Консьержка Люба спросила маму, кто я по профессии.
Мама сказала, что, типо, кинокритик.
Люба задумалась.
Не поверила:
– Нет такой профессии, теть Нэль!
Мама пожала плечами: ну нет так нет.
А тут как-то я собралась на фестиваль архивного кино в Белые Столбы. А там, в этой деревне, кроме киноархива, еще дурка есть, дурдом, и все это знают.
Люба говорит:
– А где Диля?
Мама ей ответила, что в Белых Столбах.
Люба говорит:
– Подлечат ее там, как думаете?
Мама говорит:
– Вряд ли. Это неизлечимо.
Люба говорит:
– Вы когда сказали, что она, типо, кинокритик, я сразу поняла, что дело плохо. Но на вид она вроде спокойная. Шутит все время…
Мама говорит:
– Так вот в этом-то как раз болезнь и состоит: шуточки там, прибауточки.
– Так что (говорит Люба, и глаза у нее от ужаса на лоб лезут), Петросян тоже там лечится?
– Не-а… (говорит мама). На него давно плюнули. Ну ты же сама видишь: это ужас какой-то.
Люба говорит:
– Да, какой-то он странный. Но всем нравится.
– Так все странные, вот и нравится.
– Ну да, ну да (сказала Люба и бочком ретировалась из квартиры).
Потом исчезла.
И долго не приходила.
Зашла соседка.
Мама говорит:
– Ой, всё есть: и котлеты, и рыба, и колбаса! (угощая ее, конечно). Мы прямо миллионеры! (я расстаралась, все приготовила).
Соседка (сама нищая, и так и эдак, и духом, и материально) скривилась:
– А у моего бывшего «лексус» есть.