Что-то творилось с ним тогда. Странное, мучительное и болезненно-сладкое рвалось изнутри; такое, о чем он даже не подозревал… Виновата ли была в том его состоянии Горецкая, или коньяк, который он пил прямо из горлышка, сидя на скамейке, но в итоге, когда Макар увидел эту девушку, то ощутил такой необыкновенный подъем, что уже никто не смог бы лишить его уверенности в себе.

До всего этого он додумался гораздо позже, когда кинулся на поиски столь же яркого эффекта от близких отношений. Но каждый раз, к своему сожалению, получал лишь разочарование и скуку. Чердынцев уговаривал себя, что если бы незнакомка не ушла от него, то все что было между ними, оказалось бы всего лишь мыльным пузырем. И глядя друг на друга, они, вероятно, устыдились бы того, что сделали, и избегали бы даже случайных прикосновений. Он уговаривал себя, но поверить в это не мог. И не хотел.

Первое, что ему хотелось сделать тем утром, еще толком не проснувшись, это дотронуться до ее руки и зарыться в густые, пахнущие медом волосы. Сжать в объятиях и повторить все те вещи, которые он делал и говорил на протяжении нескольких часов. Макар хотел видеть ее распахнутые удивленные глаза и целовать распухшие губы, смотреть, как рассыпаются темные локоны по подушке, и чувствовать, как ее дыхание обжигает его щеку…

Разочарование и боль от ее ухода отрезвили, словно ушат ледяной воды. Бегать за женщиной, которая сама отказалась от его общества, он бы не смог из-за собственной гордости и эгоизма. Смешно, но она оказалась единственной, кто поступил с ним таким образом. Возможно, когда-нибудь у Чердынцева и появился бы шанс испытать нечто подобное с кем-то другим, но вот кто-то другой, как оказалось, был ему не нужен.

Спихнув сумку на пол, Макар упал на кровать. Уткнувшись лицом в подушку, он развел руки и, скомкав покрывало, потащил его вниз. Сквозь зажмуренные веки он опять видел Ее, вдыхал нежный запах и слышал тихий шепот: "Я тебя никогда не забуду…"

— Я тебя никогда не увижу? — глухо процедил Макар и завернулся с головой в душное покрывало.

Несколько минут его трясло, ломало и выкручивало. Воспоминания были такими реальными, что вызвали жар во всем теле. Перекатываясь с боку на бок, Чердынцев попытался выровнять дыхание и унять разыгравшуюся фантазию. Наконец ему это удалось — он лег на спину, вытянул ноги и замер, прислушиваясь к вечерним звукам. Сжав челюсти, Макар некоторое время тупо смотрел в потолок, наблюдая за тенями, а затем закрыл глаза.

«Нельзя никого заставить быть с кем-то… Это ее выбор. Возможно, она уже давно замужем и счастлива. Ты был нужен ей только для того, чтобы решить какие-то свои проблемы. А она помогла тебе забыться. Да, ты оказался ее первым мужчиной, и, надеюсь, неплохим…»

— Зря надеешься, Макарка, — губы Чердынцева скривились. — От хороших мужиков не уходят. А если уходят, то хотя бы объясняют, почему.

«Откуда она могла знать, что ты хороший? Пьяненький развязный студентик…»

— Согласен… И все же, не настолько пьян, чтобы… Я ведь помню абсолютно все.

«Только не тот момент, когда она ушла…»

— Я не хотел, чтобы она уходила.

"Ты уехал, потому что у тебя начиналась сессия, а потом улетел к родителям и здорово провел время на берегу моря…"

— Я не забывал ее…

"Ты не искал ее. Обиженный мальчишка. Обиделся на Горецкую, потом на незнакомку, а потом и на отца, который умер… Мир несправедлив, да, Макарка?"

— Я больше так не думаю… Не думаю… Не ду…

Макар коротко вздохнул и провалился в глубокий сон.

…Когда раздался телефонный звонок, Чердынцев судорожно вздрогнул всем телом. Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. В висках пульсировало, глаза слипались, задранная над головой правая рука онемела. Повернувшись, Макар медленно приподнялся на левом локте и сфокусировал взгляд на мигающем экране.

— Слушаю, — поглаживая предплечье, хрипло ответил Макар, удерживая телефон между ключицей и ухом.

— Приветствую. Ерохин, — представился собеседник.

— А… Не спится?

— А у меня рабочий день не нормирован в отличие от некоторых, — ответил следователь.

— Служу отечеству, ага, — зевнул Чердынцев.

— Слушайте внимательно, Макар Дмитриевич, — вздохнул Ерохин. — Дело принимает очень неприятный оборот.

— Вот как? И я так понимаю, для вас? — подобрался Макар. — Уж не хотите ли вы сказать, что я был прав?

— Лично вам я ничего не хочу говорить по этому поводу. Мой звонок официальный. Так вот, пятно на шее потерпевшей является отпечатком, но… Преступник, по всей видимости, был в перчатках, поэтому дактилоскопировать его мы не можем. Однако, он вполне мог принадлежать и домработнице. Эксперт говорит, у Горецкой была подагра, и она бы не смогла сама себе нажать на горло с такой силой.

— А я говорил… — язвительно заметил Макар, постукивая кулаком по колену.

— Так вот, — с ударением продолжил следователь, — улики, как говорится, на лицо. А побег этой дамочки, можно сказать, косвенно указывает на то, что она могла иметь умысел. Дело возвращено на доследование, радуйтесь.

Макар фыркнул и взъерошил волосы:

— Ты меня еще танцевать заставь, Ерохин! Я, конечно, понимаю, что тебе под Новый год нехило так прилетело, но я-то здесь причем? Эксперта вашего в глаза не видел, а то, что логика у меня, слава богу, работает, так за это спасибо папе с мамой — не дурачком родился.

— Ну, Чердынцев, — крякнул следователь и тоже перешел на "ты". — Короче, я тебе сказал, а дальше уже наше дело. Завтра приходи за справкой. Дело открыто по грифу «непредумышленное», пока не будет доказана иная степень вины. Старушка-то померла от остановки сердца.

— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился Макар.

— А то, что, возможно, это была бытовая ссора, и девица просто решила припугнуть старуху. А затем, испугавшись последствий, попросту слиняла вместо того, чтобы сдаться правоохранительным органам и чистосердечно раскаяться.

— К вам только в руки попади, — хохотнул Макар.

— А ты не попадайся, — посоветовал Ерохин.

— Да упаси меня бог и все святые угодники. И что дальше?

— Выезжаем по месту прописки подозреваемой с целью снятия отпечатков и поисков ценностей, принадлежавших Горецкой. Если она работала на нее какое-то время, то вполне вероятно, могла по-тихому таскать что-то из квартиры.

— А что, вполне себе жизнеспособная версия, — пожал плечами Чердынцев и скосил глаза на лежавшие на тумбочке ключи от машины. — Сам поедешь на место?

— Конечно. Спокойной ночи, Макар Дмитриевич!

— Ага, и вам того же.

Макар вскочил и, натянув свитер и носки, вытащил из шкафа пуховик.

— Вам только волю дай — вы там найдете, — бурчал он, завязывая шнурки.