Ромка шагнул к нему, но даже не поставил ногу на пол, а рванулся, прыгнул вбок, грубо, кажется, сделавшись отчего-то сильнее, чем был на самом деле, выдрал из кресел Правду и Коломиец, просто отшвырнул их, как… как какие-нибудь морковки из грядки. До Вали Веселкиной он тоже добрался, но она уже сбрасывала с себя приборные подсоединения и визжала так пронзительно и тонко, что находиться с ней рядом было невозможно, но Ромка и ее, на всякий случай, затолкал себе за спину… Краем глаза, не поворачивая головы, засек, что остальные ребята из новых экипажей уже сами пробуют выбраться, отсоединиться от шлемов, даже поднимаются на ноги… Лишь заметив это, он наклонился к Мзареулову.

Он не знал, что и как следует делать в таких случаях… Поэтому просто оторвал у него рукав рубахи и стал им, как обычной тряпкой, помогать директору школы избавиться от слизи и крови, одновременно рассматривая получше рану. Как ему показалось, коготь твари распорол директору наружную бедренную вену, одну из самых больших в теле человека, а значит, жизнь вытекала сейчас из него широкой струей. У Мзареулова уже глаза стали закатываться, а ведь после ранения прошли считаные секунды…

Что делала тварь за его спиной, Ромка не знал, просто не обращал на нее внимания. И вдруг жестко, громко и сильно ударили выстрелы. Ромка поднял голову, хотя руки его по-прежнему работали, теперь он пробовал прямо поверх штанины перевязать Мзареулову ногу чуть повыше основной кровавой струйки… В дверях стояли два охранника, настоящие, из солдатиков. Вперед выдвинулся паренек в офицерской пилотке с пистолетом, зажатым двумя руками, и он молотил из своего ствола по твари, как в тире, твердо уперевшись ногами в пол, прицеливаясь очень аккуратно, чтобы не попадать в приборные стойки и в пульты управления. За ним виднелся еще один солдатик, но этот окаменел, даже не потянулся к своему укороченному автомату из тех, какими была вооружена охрана школы после аварии с третьим экипажем.

И тогда, уже словно в замедленной съемке, Ромка увидел, как этот самый лейтенант уронил свой пистолет, одним движением сдернул автомат с плеча парализованного солдата, клацнул переводчиком огня, открывая возможность для стрельбы, передернул затвор и… Грохот его очереди был еще оглушительнее, чем стрельба из пистолета. А офицер стал шагать к твари, которая… Которая вот еще пару минут назад была Генкой Шустерманом. И которая…

Ромка сел на пол рядом с Мзареуловым. Тот бледными губами прошептал едва слышно, но Ромка его понял:

– Я вызвал, когда ты сказал, что нужна охрана… Молодец, Вересаев. Мне было бы неприятно, если бы такая… синекожая бродила по моей школе.

Он отключился. Ромка поддержал его голову, почему-то это было сейчас важно – держать директора, не дать Мзареулову шлепнуться на пол в лужу его же крови.

– Врача сюда нужно, – сказал Ромка.

Валя Веселкина дернулась туда-сюда, она не была еще уверена, что следует делать, потом все же сообразила. Кивнула ему и бросилась в коридор. Ромка теперь знал, что она приведет врачей так быстро, как только сможет. Хотя они-то должны были уже и сами сюда спешить. Но с Валей, которая рванула за ними, было как-то надежнее. Он преодолел себя: оказывается, он побаивался смотреть в сторону твари, но понять, что с ней происходит, было необходимо.

Она умирала, лейтенант из автомата разнес ей… В общем, то, что можно было считать ее головой. И теперь паренек стоял, опустив ствол, еще дымящийся, и почти спокойно разглядывал синекожего зверя, который… В это было трудно поверить, но приходилось. Тварь наполовину влезла в стену, Ромка был в этом уверен, какая-то ее часть, может, до половины, уже просочилась через стену, будто стена была не более плотной, чем сито.

Генерал, в отличие от лейтенанта, сидел на полу, удерживая выбитую или вывихнутую руку за локоть, видимо, его шарахнуло сдернутым столом, когда тварь пыталась сбежать. Он мучился от боли, но Ромке на миг показалось, что ему мало этой боли, что ему нужно бы сильнее страдать… Потом он все же взял себя в руки: хотеть плохого – это не в его природе, не в его натуре, если угодно. Генерал повернулся, вгляделся Ромке в глаза.

– Дрянь дело, неудачно-то как получилось.

И Ромка, пусть он и не любил этого человека, а сейчас особенно, но после этих слов стал… Нет, не то чтобы уважать Желобова, но все же признал в нем хоть что-то человеческое.

Лейтенантик наконец-то отвлекся от тварюги в стене, осмотрелся, поднял генерала, который и сам уже помогал ему, упираясь плохо повинующимися из-за боли ногами, выпрямился. И почти спокойно Желобов предложил:

– Ладно, пойдем встречать ребят оттуда, они уже должны вернуться.

– Куда? – не понял Ромка.

– В лабораторию к Колбри, ведь их нужно встретить, что бы тут ни произошло.

В лабораторию вихрем влетели врачи, почти в таких же халатах, в каких привык работать Ромка со своей командой, когда не был вынужден использовать сетчатый пси-комбез. Веселкина была по-настоящему деятельна, врачи с ее подсказками принялись за дело, оказывая помощь Мзареулову, что-то наворачивая ему на ногу, вкалывая прозрачные шприцы, один из медиков стал ощупывать руку генерала. Того это не слишком заботило, хотя глаза у него слезились от боли.

– Ну, Вересаев, и вы… – он посмотрел на Веселкину, – идемте, вы теперь знаете то, чего никто больше не знает. Подскажите что-нибудь Колбри, – он вытер болезненный пот со лба здоровой рукой, пока врач прибинтовывал выбитую или вывихнутую конечность ему к груди. – Чтобы второй раз такого не вышло.

И это действительно в тот момент было самым правильным и точным решением. Ромка с Валентиной это понимали. А генерал еще бросил лейтенанту, который теперь не отходил от него ни на шаг:

– А ты, парень, был молодцом, но теперь перезаряди оружие и вызови подмогу. Кто знает, как теперь дальше пойдет? Может, опять упражняться в стрельбе придется. Хоть и не хотелось бы, конечно.

Через два месяца, которые прошли вполне разумно с организационной точки зрения, когда и весна наступила, Ромка вдруг полюбил бродить вокруг школы… Точнее, уже не школы, а Центра исследований непериодических эффектов антигравитации, новенького, с иголочки, строения, с самым лучшим оборудованием, которое руководство запросило напрямую у министерства науки. Разумеется, из старой школы сюда перевелись не все, но ключевые игроки, как почему-то теперь выражалось начальство, остались те же.

Вокруг этого самого Центра, отстоящего от всех окрестных городков и деревушек на десятки километров, Ромка и бродил обычно, пока не стали сами собой находиться и запоминаться любимые места, чтобы в одиночестве посмотреть на красивые закаты и подумать. Это стало необходимо, ведь не каждый день можно было выпросить служебную машину и смотаться до районного центра или хотя бы до ближайшего ресторанчика.

Расположился этот ЦИНЭАГ уже не на Северном Урале, а гораздо южнее, и почти сразу же получил неофициальное название Новый Аркаим. Первые дни начальство это дико раздражало, по слухам, кого-то из обслуживающего персонала даже наказывали, когда это названьице употреблялось. Но, может быть, в отместку кто-то неизвестный сделал что-то вроде шапки на бланках, где главный вид древнего совершенно круглого по форме поселения, от которого остались лишь непонятные следы и фундаменты, снятые с высоты километров полутора, совместили с круглым же видом нового исследовательского заведения, да так удачно, что и название сразу прижилось намертво, и эмблемка эта все уверенней становилась общепринятой. По крайней мере, Ромка такие бланки уже видел и в официальном обращении.