Автомобиль глухо ворчал в сугробе медвежьим басом, отравляя газом атмосферу улицы и жизнь обитателей ближайших домов. Пьяные мужские выкрики и возбужденный женский смех, прорывающийся временами сквозь музыкальное обрамление веселой оргии, будоражили раздраженное воображение и не давали заснуть.

«Трусы! – подумал о соседях Рафочкин, потуже заворачиваясь в одеяло. – Вот гады! Хоть бы кто догадался в милицию позвонить или прикрикнуть на них. Соседи нашего барака, понятно, боятся снежком в окно получить, а напротив-то, высотный дом, до них не добросят. Там большие люди живут. Высокие посты занимают. Бывает, не успеешь с друзьями одну песню под звон бокалов исполнить, недовольные слушатели требуют убраться куда-нибудь подальше со своим ансамблем. А сейчас даже женщины не орут. Боятся! Как будто им на работу с утра не нужно?! А может, действительно не нужно, раз мужья хорошо зарабатывают. Ха, мужья! Такие люди только в кабинетах голос повышать умеют».

Внезапно музыка прекратилась, женские смешки исчезли. Машина издала неприличный звук, затем громко чихнула и испустила дух. Хлопнула дверца, послышались удаляющиеся шаги. Рафочкин вновь подошел к окну, обуреваемый приступом вуайеризма. Один мужчина тащил под мышкой какую-то большую рамку, а другой горбился под тяжестью предмета, невидного со спины.

Так обычно ходят водители, обхватив руками тяжелый аккумулятор. «Точно! Аккумулятор сперли! А другой мужик лобовое стекло тащит», – догадался Рафочкин, и взволнованно позвал жену:

– Смотри, смотри! Ах, ворюги! Машину угнали и раздели! Бросили прямо под нашим окном. Наглецы! Ни проехать, ни пройти! Конечно, просто так никто мимо брошенной машины не пройдет. Совесть не позволит. Слюнки потекут и обязательно что-нибудь сопрет. Чехлы, к примеру, жиклеры карбюратора выкрутит или колесо снимет. А если в багажнике пошарит, то и канистру с бензином найдет, домкрат, ключ баллонный, 10 на 12 или 10 на 8. В нашем «Запорожце» резина старая, давно, как моя голова, лысая! – почесал с остервенением взмокшее темечко, в которое уже что-то втемяшилось.

– Только не теряй головы и не давай воли рукам! – невпопад попросила подошедшая жена в ночной рубашке с яркой надписью «SLEEPYHEAD». – Я за тобой отсюда присмотрю!

– Жаль, телефона нет. Милицию бы вызвали сейчас, чтобы никто другой не смог больше в машину залезть. Эх! – Он суетливо надел футболку, полосатые пижамные штаны, набросил на плечи куртку и выскочил в валенках на улицу.

Обогнув угол дома, широко шагая, чтобы оставлять как можно меньше следов, опасливо приблизился к машине. Из окна для поддержки наблюдала жена. Рафочкин взглянул на черные глазницы стоящего напротив дома, принял непринужденную позу беззаботно прогуливающегося бонвивана, вышедшего по малой нужде, и прошел мимо «жигуленка». Чехлов на сиденьях не было. На приборной доске висели обрывки разноцветных проволочек, в обшивке боковых дверей сиротели дырки от снятых колонок.

«Вот сволочи! Все умыкнули, ничего не оставили. Прямо из-под носа! Эх, не видел, а то бы спугнул как-нибудь, – забыл свои опасения Рафочкин и засунул замерзшие руки в карманы пижамных штанов, поближе к теплу. – А колеса-то хорошие, – оценивающим взглядом осмотрел он протекторы, – не стертые». Он вспомнил свой старенький «Запорожец» с лысой резиной и непроизвольно опять посмотрел на спящие окна противоположного дома. «Смотрят на меня, наверное, в щелочку и ждут, чтобы вызвать милицию. Трусы! Про настоящих ворюг не позвонили!

Вот вам, дудки! Даже близко не подойду!»

С чувством глубокого сожаления и ощущением личной потери он печально вернулся домой. Сон не приходил. Рафочкин беспокойно ворочался из стороны в сторону, словно баркас на море в бурную погоду. Непогода бушевала в его душе, раздираемой противоречивыми чувствами. Перед мысленным взором красовался его «Запорожец» цвета «Голубая Адриатика» с новенькой резиной. SLEEPYHEAD, посапывая, мирно покоилась рядом.

Вдруг за окном послышалось тарахтение подъехавшего автомобиля и чьи-то возбужденные гортанные голоса.

– Цепляй тросом! – скомандовал мужчина с неславянским акцентом.

«Елки-палки! – вырвался из приюта грез Рафочкин. – Отбуксировать машину хотят! – догадался он. Осевшее на дно сожаление всколыхнулось в нем и подтолкнуло к активным боевым действиям. Взыграла башкирская кровь предков. Натренированно одевшись, поскакал на улицу. – Хитрые какие, так и норовят колеса приставить! Не дам на чужое добро зариться!»

Он появился из-за угла дома в момент, когда шустрячки уже готовы были отдать концы. С деловым видом Рафочкин заглянул под машину угонщиков, запоминая номер, и громко посвистел, как бы подзывая собаку. Подходить ближе было страшно.

Из кабины «Нивы» появилось возбужденное лицо неславянской внешности и, эмоционально размахивая рукой, спросило:

– Эй! Не знаишь, чей машина тут оставил? Всю даругу загородил. Отодвинуть хотим. Нам вниз проехать надо! – махнул он рукой в сторону заваленного сугробами переулочка, который уже несколько лет перестал быть проезжей частью из-за возведенного нового дома.

«Ага, – злорадно подумал Рафочкин, – не знают, что там давно дороги нет. Точно, воришки! Быстро сориентировались!».

– Как не знать? Это к соседу, капитану милиции, родственники приехали. Лучше назад вернуться. Тут дороги давно нет.

Лица огорченно замахали руками, отцепляя буксировочный трос.

– А почему стекла нет, – вдруг остановился один, – и аккумулятора?

– Кто его знает? – меланхолично ответил вредный Рафочкин. – Наверное, капитан специально, на ночь глядя, снимает, чтобы не украли, – демонстративно посмотрел на номер «Нивы». – Вы, часом, собачку тут не видели? Нет? Пойду, поищу!

Мелкой трусцой потрусил домой и, не снимая валенок, бросился к окну. Мужчины постояли немного, погоревали и, недовольно фыркая мотором, уехали.

Сон улетучился окончательно. Возбужденный, радостный одержанной победой, не смыкая глаз, Рафочкин лежал возле жены и чутко прислушивался теперь ко всем доносившимся извне звукам и шорохам. Так незаметно прошел остаток ночи.

Ранним утром он уже звонил из ближайшего автомата в полицию однокласснику:

– Сергей Юрьевич! Здравия желаю! С тебя причитается! Я машину угнанную обнаружил и всю ночь как собака на сене охранял. Вознаграждение, как ты думаешь, дадут?!

– Какое вознаграждение? О чем ты говоришь? Вознаграждение ему, – развеселился друг, – адрес диктуй!

Рафочкин назвал свой адрес и грустно положил трубку, представляя, как обрадуется вскоре хозяин украденной машины. Перед глазами возник плачущий голубой «Запорожец» на жигулевской резине.

* * *

Прошло несколько месяцев. Бедный бессребреник несколько утешился рассказами перед сослуживцами и друзьями о своей бескорыстной честности и смелости. Страсть Пинкертона поселилась в его душе и чувствовала там себя уютно, словно кукушка в чужом гнезде. Теперь Рафочкин пристально рассматривал все припаркованные у тротуаров автомобили, гадая, не забыл ли водитель закрыть дверь на ключ или поставить на сигнализацию. Обнаруживая непорядок, он начинал кругами выхаживать вокруг, заглядывал в салон и попинывал колеса ногами, привлекая внимание отошедших автовладельцев. После чего те, опасливо поглядывая на подозрительного мужчину, проявлявшего повышенный интерес к их собственности, обычно торопливо уезжали восвояси.