Затянулся, выдул дымок сквозь щель. Демаскировка, конечно, – так и прятаться вроде не от кого. Дверь сарая подперта изнутри, а все ценное у Шагина при себе, как привык за пару военных лет. Разве что сапоги с наброшенными портянками чуть в стороне стоят. До исподнего перед сном раздеваться не стал – не то здесь место, да и холодно.

К чему же все-таки баба Злата приснилась?

Затянулся еще раз, глянул на алый папиросный огонек. Почти такой же, как сутки назад в сотне километров отсюда.

– Ты проходи, Василий, присаживайся. Не с твоей ногой, понимаешь, тут стойку смирно держать.

Папироса «Герцеговина Флор» мигнула искрой, подполковник Дятлов выдохнул дым, причмокнул, лицо вдруг сделалось обманчиво-добродушным. Почти как у Верховного на портрете парой метров выше.

Шагин команду выполнил. Поморщился про себя. Неспроста сегодня Дятлов такой заботливый – начальникам отдела дивизионной контрразведки заботливость по рангу не положена.

– Папироску бери, закуривай! Успеешь, капитан, свежим воздухом надышаться, самым что ни на есть лесным. Заскучал, небось, по такому в госпиталях?

– Самую малость, – ответил Шагин сдержанно, и начальник убрал наконец улыбку, прищурился. Так оно лучше, пожалуй. Натуральнее.

– Ладно, Василий, не буду ходить вокруг да около. Обратились ко мне товарищи из Брянской госбезопасности, у них трое суток назад в районе пропал сотрудник. Уехал на мероприятие в одну деревню, с тех пор на связь не выходит. Людей там, сам понимаешь, мало, работы с избытком, а в лесах сам черт ногу сломит. Попросили содействовать по старой дружбе, прислать «волкодава», из матерых. Тебе ведь отпуск положен, по ранению.

Шагин кивнул. Давно уже все понял, и начальственные реверансы не скроют сути. Битва за Брянщину завершилась пару недель назад, освобожденные территории до сих пор в безвластии практически. Особенно там, где нет частей. Фронт смещается на запад, дивизия Шагина вот-вот покатит в том же направлении, а самому Василию действительно положен отпуск. Только ехать некуда.

– У нас теперь все матерые, – сказал для приличия, но без ложной скромности. – Я так понял, что надо сработать по-тихому? Под калеку?

– Верно мыслишь. – Папироса Дятлова снова мигнула, прищурился от дыма, но глядел теперь неотрывно. Тот самый взгляд, от которого даже комдив, по слухам, в лице меняется. – Сотрудник, что потерялся у «соседей», был молодой, но тоже не промах. Потому и доверили дальние районы. Есть такая деревня, Гнилой Лог, вот туда этот парень и зачастил. Может, там потерялся, а может, и по дороге – места ведь, сам понимаешь…

Шагин и это понимал. В Брянском лесу теперь каждой твари по паре: агентура «абвера», дезертиры, бывшие полицаи, просто бандиты. Не угадаешь, откуда прилетит. Областная столица далеко, в Орле, да и там УНКГБ только-только восстановлено, а на Брянщину вообще людей не хватает. Новорожденной местной госбезопасности город бы осилить и пулю не поймать.

– Маскироваться тебе не надо, хромота сама за себя говорит. Как нога, кстати?

– Зажила, – пожал плечами Шагин. – Слегка хромаю, могу сильнее.

– Ну, это сам решишь, по обстановке. Выписку и отпускной тебе оформят к завтрашнему утру, а подробности расскажут в местной «конторе». Да, еще… – Взгляд Дятлова снова потеплел, сделался лукаво-мудрым. Отеческим. Как у товарища Сталина с портрета, опять же. – Береги себя, Василий, зря не рискуй. Если что не так, взвод автоматчиков быстрей тебя управится.

Документы и впрямь оформили быстро. Утром нового дня уже разглядывал в Брянском отделе НКГБ фотокарточку парня с широким, основательным лицом и ранними залысинами – лейтенантские погоны пропавшему не особо шли. Посерьезней бы надо звание к такому лицу. Сам Шагин, напротив, выглядел моложе своего тридцатника, а четвертую звездочку получил всего полгода назад, как раз в апреле. После очередных реформ и переподчинений. Из старлея госбезопасности стал просто капитаном, зато в структуре с новым, шипяще-опасным именем СМЕРШ.

– Он из охотников был, сибиряк, – пояснили Василию. – Сам попросился в глухие районы, а мы ему даже «виллис» выделили, чтоб концы отмахивать. Вы тоже спец по лесам?

– Да я все больше на печке погреться, – ответил Шагин простодушной улыбкой. – Крестьянин в семи поколениях…

После обеда уже катил попутной полуторкой, а разбитые пригороды Брянска сменялись суровой чащей по обе стороны.

– Такая дорожка, идрит ее мутер! Бебехи все растрясет! – крикнул ему усатый старшина-водитель, будто не рядом сидел, а в сотне метров. – Я-то мимо проеду, звиняйте уж! До самого Лога придется вам пешкодрапчиком!

Грузовик утарахтел в неведомые дали, а Шагин поправил ремни, кобуру, вещмешок и пошел себе через лес. По дороге, похожей на тропу. Хромал чуть-чуть, но старательно опирался на самодельную березовую трость – неизвестно, чьи глаза сейчас могут подглядывать из чащи. Если кто и смотрел, то увидел лишь офицера-артиллериста, невысокого, мосластого, угловатого даже. Полевая форма точно с чужого плеча, движения дерганые. Не шибко опасен, в общем. С пулей можно повременить.

Мерещились взгляды или нет, а спина у Василия чесалась. Как раз под левой лопаткой. Тянуло оглянуться, но шел себе дальше, отклячивая ногу. Месяц назад в колено ударила пуля из «вальтера» – чуть выше сустава, потому и не стал калекой пожизненно. На войне загадывать нельзя, но Шагин в свою удачу верил, даже бояться и прятаться так до конца и не научился. Чего хотел вчера вечером, так это дойти быстрее и отыскать в Гнилом Логу какого-то Ковтуна. Последнего, с кем общался лейтенант Хорошилов и от кого получал информацию неизвестно о чем. Все расскажет, пустит на постой, а уж с утра…

…Папироса сгорела почти до пальцев, вторую Шагин прикуривать не стал. Тьма за стеной сарая светлеет, надо бы подремать еще хоть часик, но сна ни в одном глазу. Дед Ковтун наверняка уже поднялся – деревня рано встает. Глядишь, на рассвете будет такой же разговорчивый, как вчера.

Умылся Василий ведром ледяной воды из колодца, сразу по пояс. Растерся запасными кальсонами, кинул их сохнуть на забор, а там уже и вокруг пробудилась жизнь. Заквохтали куры, храпнул в стойле конь – дед Ковтун по любым меркам «кулак», лошадный даже.

– У меня скотина в артели была, но при немцах позволили забрать, – сказал он вчерашним вечером, когда гость прошел уже в дом, подальше от непрошеных взглядов. – Как тебя, говоришь? Василий? Удивлен, небось, что чекист ваш с таким единоличником связался?

– Самую малость, – ответил Шагин и уселся, куда предложили. Глянул на красный угол с образами, на самого Ковтуна, седого, бородатого, сгорбленного в крючок. – Он ведь вам доверял, а значит, я тоже могу. Примете под кров?

– Да куда тебя денешь! – улыбнулся дед немногими оставшимися зубами, а руки сновали