Еще ни одну женщину Бретт не желал так, как Сабрину, и вряд ли будет желать. Он знал, что должен остановить это безумие, и не мог. Он слишком ее хотел, поэтому никак не мог обрести власть над своим желанием. С ним такое происходило впервые.

Жаркая волна страсти подхватила Сабрину, когда его губы чуть-чуть коснулись ее соска, и она, вцепившись ему в волосы, покрепче прижала его к себе. Она подумала, как было бы хорошо, если бы они совсем разделись и она могла бы тоже ласкать его тело, как он ее.

Словно разгадав ее мысли, Бретт поднял голову и, медленно развязав последние ленточки, стянул с нее платье. Он не мог оторвать глаз от ее бархатной золотистой кожи и от упругих грудей с коралловыми твердыми сосками.

Сабрина застенчиво поглядывала на него из-под ресниц, стараясь уловить малейшую смену настроения на его лице, и когда его глаза вновь загорелись страстью, она затрепетала от страха и радости. Он хотел ее как мужчина хочет женщину! О, Господи, пусть это грех, но я хочу, чтоб он сделал меня женщиной! Потом пусть будет все что угодно! Но сейчас я хочу принадлежать ему, думала она.

Все же, когда его рука скользнула ей на бедро, а потом ниже, она замерла. Она не знала, что делают дальше мужчина и женщина и, несмотря на свое желание во всем подчиняться ему, она была совершенно не готова к тому реальному, что вот-вот могло случиться. Его пальцы нежно ласкали ее живот, но когда он коснулся рыжих завитков возле самого сокровенного места, сердце ее заколотилось с бешеной силой.

Он страстно целовал ее, но Сабрина уже не чувствовала его поцелуев, вся сосредоточившись на движениях его руки. Что он делает? Она больно впилась ногтями ему в плечи, и горло у нее перехватило от неожиданной догадки…

Горячая волна страсти заливала ее, но одновременно она не могла избавиться от растущего чувства страха. Она стонала и крутилась, пытаясь избежать прикосновения его пальцев, ее руки отталкивали его, ее тело отвергало его. Оторвав от него свои губы, Сабрина чуть дыша прошептала:

— Пожалуйста, сеньор, пожалуйста, не надо! Я… я не хочу… О, пожалуйста, не надо!

Словно откуда-то издалека долетели до Бретта ее слова, пробились сквозь красную пелену неудержимой похоти, и… он очнулся. Долго смотрел на нее, ничего не видя, стараясь привести в порядок дыхание и мысли. Потом с удивлением обнаружил, что они лежат на ковре, и она совсем обнажена, и едва не случилось непоправимое. Ему сразу же стало больно и стыдно. Прикрыв глаза, чтобы она ничего не смогла прочитать в них, он ругал себя за то, что чуть было не нарушил собственную клятву и не обманул доверие Алехандро. Он лег на спину и, закрыв рукой глаза, прошептал:

— Господи? Что сталось со мной?

Сабрина вздохнула. Лицо ее горело от стыда, и она безуспешно прикрывала голые груди.

Наконец, с трудом одевшись, она заставила себя поднять на него глаза, а когда подняла, сердце у нее упало. У него было совершенно неприступное выражение на лице, глаза глядели недружелюбно, и на чувственных губах блуждала неприятная усмешка.

Сабрина хотела что-то сказать, чтобы прервать враждебное молчание, но слова не шли с ее губ, да и Бретт не располагал к откровенности. Они поднялись с пола, и она еще раз рискнула посмотреть на него, не понимая, куда с такой стремительностью исчез страстный возлюбленный, уступив место чужому мужчине с угрюмым выражением лица.

В голову Бретту пришла вдруг неприятная мысль, что все это было подстроено Алехандро или Сабриной. Он не был очень уж самовлюбленным человеком, но он понимал, что мог бы составить Сабрине в высшей степени удачную партию, да и она была бы не первой, кто таким образом улавливает мужей. Но что больше всего злило его, так это то, что он чуть было не попался в ловушку. Бретт холодно поглядел на нее и произнес с горечью:

— Я не прошу прощения за то, что только что случилось… или почти случилось. Однако признаю, что вел себя непростительно. Вы можете быть уверены, что больше я не забудусь… как бы вы меня ни искушали.

После этих слов он учтиво поклонился и молча вышел из комнаты, оставив Сабрину в полном недоумении.

Сабрина заснула только под утро. Стыд и страх уступили место растерянности, потом и она прошла, остались только злость и обида. Правда, она не могла переложить вину за все случившееся на Бретта… она ведь ничем не помешала ему! Нет, вспомнила она со стыдом, она даже подбадривала его.

Эти мысли мучили ее. То она ругала себя на чем свет стоит, то испытывала странное разочарование, что не прошла весь путь до конца. Даже спустя несколько часов, вспоминая его прикосновения, она начинала трепетать. Всхлипнув, она зарылась головой в подушку, вопрошая себя, почему он действует на нее таким образом. Никому еще не удавалось, даже Карлосу, разбудить в ней ответное желание, и она наконец-то поняла почему.

Слезы высохли, и она тихо, еще не совсем веря себе, проговорила:

— Я его люблю!? Поэтому я была такой гусыней, когда он приехал. Я его люблю!..

Она хотела бы обрадоваться этому открытию, но не обрадовалась. Она опять уткнулась носом в подушку, сразу поняв так много вещей… почему ее приводило в бешенство его равнодушие и почему она так жаждала его прикосновений… и почему ни Карлосу, ни кому-нибудь другому не удалось тронуть ее сердце.

Не находя себе покоя, она встала, оделась и выскользнула из дома.

Ища для себя уединенное местечко, она торопливо шла в темный сосновый лес, где не было слышно ни криков птиц, ни рычания диких зверей. Свет тоже проникал сюда с трудом, но Сабрина была здесь как на своей гасиенде и вскоре выбралась на полянку возле крошечного озера, которое просматривалось с ее балкона.

Сюда любили приходить ее родители, поэтому и у Сабрины с этим местом были связаны самые счастливые воспоминания. Алехандро даже поставил там застекленную беседку, в которой они проводили жаркие дни, и мама все время смеялась, а отец с любовью переводил взгляд с матери на дочь и с дочери на мать.

Алехандро больше не приходил сюда, но поддерживал беседку в порядке, зная, что Сабрине нравится проводить здесь время. Внутри был небольшой железный столик и деревянные скамьи, покрытые бесчисленными подушками самых разных расцветок.

Сабрина долго сидела, обняв желтую подушку и впитывая в себя окружающий покой. Тихо набегали на берег волны, вдалеке ухала сова, шелестел листьями легкий ветерок.

В это прохладное апрельское утро, глядя на серебристый блеск воды, Сабрина с горечью призналась себе, что всегда любила Бретта Данджермонда. Она любила его, еще когда была ребенком в Натчезе, и бессознательно пронесла эту любовь через всю свою жизнь. Отбросив подушку, она злобно сжала кулаки. Какая чушь! Дети не влюбляются. Нет, влюбляются, печально возразила она себе. Влюбляются… Ты влюбилась! Но это ничего не значит, ведь он тебя не любит… по крайней мере, непохоже, чтобы любил. Ей в голову полезли фразы из писем тети Софии…