— Мы ещё поборемся, сдаваться не будем. Ведь правда? Есть лечение за границей, стволовые клетки, например. Будем пробовать всё. А пока и пожить успеем, и детей поднять. Всё сможем, Диночка. Потому что мы вместе, — успокаивал он её.

— Вместе, Саша. Я об этом и мечтать не могла. А всё равно тебя во снах видела. Даже когда с Пашей жила. Он не обижался, знал всё, но ни словом, ни взглядом не упрекнул меня никогда. Я вот всё думаю, я же болеть ещё при нём начала, только не понимала… — Она немного отстранилась и посмотрела Данилову в глаза, а он снова привлёк её к себе и поцеловал в висок. — Я тогда Мишкой забеременела. Случайно вышло, не собирались мы ещё одного ребёнка заводить. Паша-то уже немолодой был, он меня много старше, на целых двадцать лет. Но, раз получилось, решили оставить, не брать же грех на душу. Вот тогда первые признаки болезни пришли. То судороги, то мурашки по коже, то онемение. Я всё на недостаток кальция списывала. Купила пищевую добавку, пить начала. Живот рос, но легче не становилось, да и с ножами я дружить перестала. Как стану готовить, так все пальцы пластырем заклеены — режусь и режусь. Паша смеялся, говорил, что всё пройдёт, как рожу. Я верила… — Дина смахнула набежавшие слёзы. — А потом… Лето, жара. Пожары начались, лес горел. Все мужики тушить ходили, все, от мала до велика. Я в тот день Гошку с отцом не пустила, как чувствовала что-то. Да и с Катей Паша с утра поругался. Она ж у нас прямолинейная, правду-матку бездумно режет. Вот и сказала она Павлу, что меня лечить надо, не до беременности. В эгоизме его обвинила. А он нехорошо её на место поставил, некрасиво. Типа она ему никто, он и меня, и её пожалел в своё время, так что кроме «спасибо» ничего он от неё слышать не желает. Дверью хлопнул и ушёл, даже не попрощался. — Дина замолчала, вспоминая. Словно собиралась с силами, чтобы продолжить свой рассказ. — Только, видишь, Саша, как вышло. Не вернулся он уже. Мужики сказали, замешкался, не увидел, как огонь его окружил, не слышал, что звали его, просили отойти, а в дыму не заметили, что он там в огне остался. В больнице он умер, в реанимации. Восемьдесят процентов тела в ожогах, да и лёгкие тоже поражены были. Сутки промучился и ушёл… А мы остались, с чувством вины. И никуда от неё уже не деться. Я слегла совсем, тут и угроза прерывания беременности, и руки отнялись. Врачи думали — нервы. Нервы-то нервы, только не те.

Данилов посадил плачущую жену на колени и укачивал, как ребёнка.

— Диночка, как же ты Мишку доносила?

— Сынок мой недоношенным родился, семимесячным. А ты говоришь, в развитии отстаёт. Хорошо, что живой. Мне его долго кормить не приносили, и молоко ушло. Так что Мишенька у нас искусственник. Катя кашку манную ему варила, жиденькую с сахарком на кончике ложки, у соседки молоко брали от её коровы, чтобы жирное, не сепарированное, вот так и выкормили. А у меня ноги отнялись, но в больнице полежала, прокапали, пролечили — и вот хожу пока. Руки только всё слабее и слабее. Я не хочу умирать, Саша… Не хочу!

Данилов держал её на руках, гладил волосы, целовал мокрые от слёз щёки, давая понять, что он рядом с ней и всегда будет рядом, до самого конца. Пусть недолго им быть вместе, но он постарается сделать Дину счастливой. Очень постарается.

Часть 18

Данилов проснулся ни свет ни заря. Посмотрел в окно на нетронутое рассветом небо, но ложиться обратно в постель желания не было. Он оделся, умылся и вышел во двор.

Теперь, когда он отдохнул физически, надо было привести в порядок мысли, определить первоочередные задачи и начинать обустраиваться здесь, поскольку это место стало его домом.

Вернулись из Москвы они с Диной прошлым вечером. Несколько часов за рулём вымотали его похлеще тяжёлой бессонной ночи. Дома поужинали тем, что приготовила Валерия Павловна, раздали подарки. Дина общалась с Катей и Гошей, рассказывала о поездке, а он пошёл укладывать Мишку спать, лёг с ним вместе, да и уснул рядом. Смутно помнил, как его разбудила Дина, как переложил ребёнка в манеж, поцеловал спящего и погрузился в сон в обнимку с женой.

Теперь, теребя в руках сигарету, Данилов размышлял. В первую очередь о поисках работы: необходимо устроиться, желательно, по специальности, но если не получится, то придётся выискивать что-то другое. Надо бы специфику посёлка этого понять, какие предприятия тут есть. Ему семью кормить теперь надо и не маленькую. Ещё бы контакт найти с семьёй этой. Катя его просто ненавидит, открыто, дерзко показывая своё отношение. А Гоша ревнует… Вот его Александр понимал. Сам когда-то был в аналогичной ситуации, когда отец с матерью развелись и человек, которого маленький Саша боготворил, вдруг ушёл к чужой, посторонней тётке. Данилов помнил, как обвинял ту во всех бедах, ненавидел и убить был готов… Конечно, не убил, но в глаза ей всё высказал. Помнил, как она смеялась в ответ на все его обвинения, не воспринимая всерьёз одиннадцатилетнего пацана. А отец пожил с чужой женщиной с полгода да домой вернулся. Мать приняла, рада была. Любила она мужа, а Саша так и не простил, никогда, до самой смерти отца. Вот и Гоша считает мать предательницей, а его — чужаком, виновным во всём. Прав парень в том, что настоящего отца ни один отчим не заменит. Но заслужить уважение Гоши надо, просто необходимо. Да и не отболела у пацана ещё душа. Нелепо погиб отец, а теперь и мать тяжело заболела. Мальчишке только посочувствовать можно.

Данилов встал с крыльца и собирался выкинуть сигарету, которую крутил в руке, так и не закурив.

— Ну и что ты на дворе делаешь в рань такую? — Перед Даниловым стояла Валерия Павловна. Он вздрогнул от неожиданности: так в свои переживания погрузился, что не заметил, как человек к нему подошёл.

— Да покурить вышел, — ответил он с улыбкой.

— И как? Затянулся? — В её глазах плескались смешинки, а взгляд был устремлён на то, что осталось от сигареты.

— Да нет, — честно ответил Данилов, — я бросил курить