* * *

Жадно опустошив заботливо поставленную незнакомцем бутылку воды, Фролов с надеждой, взглядом поискал вторую, но нашел только дрыхнувшего на полу Ранчу. Его даже кто-то заботливо укрыл синим армейским одеялом, а рядом также поставил пол-литра воды. Фролов уже было потянулся за бутылкой, но был перехвачен за руку.

– Я все вижу, – не открывая глаза, грозно сказал Ранчу.

С грустью задержав взгляд на недосягаемой живительной влаге, Женя осмотрелся. Они находились в небольшом помещении, похожим на кладовую. Всю правую стену до потолка заполнили деревянные ящики, слева стояли четыре больших сейфа: тяжелые, выкрашенные в противный серый цвет и помнившие еще лучшие времена Советского Союза. Третья стена была завешана армейскими бушлатами. Под потолком тускло горела лампа. Из приоткрытой двери сочился яркий свет, явно не естественный, а холодный, от лампы дневного света.

Женя совсем не помнил, как здесь оказался. Последнее, что отложилось в воспоминаниях – странный диалог с капитаном, потом Ранчу пришел в себя, они выпили еще (Женя даже представить не мог, под каким предлогом он смог напиться еще больше). И все, дальше провал.

Судя по ошарашенному виду Рыжего, он тоже ничего не понимал. Молодые люди встретились взглядами и оба отрицательно покачали головой. Ни окон, ни часов в помещении не было, невозможно даже предположить, в какой они части базы и какое сейчас время суток.

Дверь распахнулась, яркий свет больно ударил по глазам, и в проеме появился человек. Даже мучимый похмельем и еще до конца не проснувшийся Женя признал в этом человеке вчерашнего капитана «Тантала».

– Ну, доброе утро! – бодро сказал тот.

Молодые люди с этим утверждением бы поспорили, но понимали, что в последствиях виноваты сами.

– Доброе! – скептически согласился Женя, разминая шею. – Который сейчас час?

– Пять сорок утра, – голос капитана, как и он сам, был бодр. – Собирайся, нам пора выходить.

– А я? – Ранчу потер глаза и не с первого раза поднялся на ноги. Его до сих пор штормило после бурной ночи.

Киконин перевел взгляд на Женю и задал тому немой вопрос, мол, что делать с этим парнем? Быстро пожав плечами, Фролов посмотрел на умирающего с похмелья рыжего.

– Да что вы переглядываетесь, как голубки влюбленные? – Ранчу рассмеялся и открыл бутылку с водой, одним махом опустошив ее до половины. – Если капитан поможет тебе найти Василису, то иди с ним. Я был рад оказаться частью твоего большого пути.

– Он в курсе? – Киконин напрягся.

– Догадался, – согласился Женя.

– Я никому ничего не расскажу. Обещаю. Мы с крылатым давно все обсудили.

– Это так? – с недоверием спросил капитан.

– Так, – уверенно согласился Евгений.

– Тогда прощайтесь, и через двадцать минут жду тебя у КПП. Все ваши шмотки и стволы здесь, – капитан скрылся и быстро вернулся с ящиком, в котором было оружие и снаряжение. Вероятно, им вчера хватило сил снять с себя разгрузки и куртки. Он поставил ящик на пол и вышел.

– Ну что, мужик, – Ранчу протянул руку для рукопожатия. – На самом деле в Зоне не прощаются. Плохая это примета. Потому я желаю вам всем Удачи. Не забывай старика Ранчу, контакты мои у тебя есть.

Они пожали друг другу руки и обнялись, как старые друзья. Хоть знакомы они и были всего несколько дней, но вместе пережили столько, сколько не каждому удается за целую жизнь. Андрей оказался добрым и понимающим мужиком, а главное – абсолютно счастливым, прибывшим в Зону, а не сбежавшим в нее от Большого мира. В абсолютном молчании они собрались и разошлись. Ранчу вглубь выставочного комплекса, а Женя, как и было велено, к главному входу. От павильона номер девять, в котором они ночевали, Фролов почти сразу вышел к фонтану Дружбы народов и неожиданно остановился. Главный фонтан и один из символов ВДНХ, имеющий за собой богатую историю, выглядел удручающе. Восьмигранный бассейн и чашеобразный сноп в форме пшеницы обрушились, а сусальное золото с бронзовых женских статуй облезло и те выглядели пугающе. Бассейн был заполнен грязной дождевой водой, в которой плавала листва, мусор и огромное количество чаек. Потревоженные ранним путником, они громко закричали и взлетели, заставив Женю пробежаться. На всей территории Базы аномалии были обведены яркой краской, которая светилась даже ночью. Главный павильон утром уже не казался таким таинственным и мрачным, напротив, чувствовалось величие и мощь. Ночью все всегда кажется более пугающим и покрытым загадками. Еще семь часов назад каждый шорох заставлял пилота вздрагивать, а сейчас, уверенно шагая по главной аллее, страха не было, не чудились в хитросплетениях веток деревьев сюрреалистические мутанты, не пугали тени. Вздохнув полной грудью, Женя распрямил плечи и неожиданно почувствовал облегчение. Словно глупый мотылек, он летел к свету, но до конца в это не верил. Слишком часто все его надежды в Зоне разбивались о суровую действительность, потому он больше ничего не загадывал – боялся.

Когда Фролов подошел к Арке, то почти сразу приметил капитана. Боец курил и внимательно слушал своего соратника, ведя неспешную беседу. Как только Киконин приметил пилота, он выбросил недокуренную сигарету, пожал товарищу руку и поравнялся с Фроловым.

– Готов, – то ли спросил, то ли утвердил капитан.

– Готов, – согласился пилот.

– Правила знаешь? Идешь след в след, команды выполняешь.

– Знаю, – каждое слово оседало болью в голове.

Посмотрев на лицо, полное боли и страдания, капитан вытащил из кармана заранее припасенный блистер с таблетками.

– Держи, – недовольно произнес капитан. – Выпей две, через десять минут полегчает.

Покрутив в руках фольгированную упаковку с таблетками, на которой не было даже названия, Женя с подозрением выдавил две и не запивая проглотил, прислушавшись к своим ощущениям. Вроде, не умер, уже хорошо.

– А куда мы идем?

– На Сухаревскую.

Капитан остановился, достал коммуникатор и провел с ним несколько манипуляций, затем протянул Жене. На треснувший экран Киконин вывел карту, на которой был проложен примерный маршрут следования. Шесть километров. По меркам Зоны – не очень-то и близко, но в компании опытного проводника расстояние не казалось непреодолимым. Тем более, еще вчера они с Ранчу по этой дороге ехали. Этой информацией пилот поделился с офицером, но тот ответил, что по прямой они не пойдут – велика вероятность быть замеченными, а Жене светиться нельзя. Так же, как нельзя офицерам группировки, без особого разрешения, иметь личных дел со сталкерами. Взяв влево, Киконин свернул на улицу Гиляровского, которая шла параллельно проспекту Мира.

На Фролова вновь смотрели грязные, черные окна многоэтажек. Трудно было понять, как местные не превратились в жутких параноиков. В каждом подъезде могла поджидать опасность, из любого окна могли наблюдать через оптический прицел. Не успеешь даже понять, откуда пришла смерть. Один меткий выстрел и в сети появится новый некролог, который со скучающим видом прочтут сталкеры, оставив на карте отметку о том, что ходить здесь не стоит. Возможно, к постоянному чувству опасности местные просто привыкли и научились сосредотачиваться на других вещах. Например, аномалиях. Киконин шел уверенно, но неспешно, сверяя каждый свой будущий шаг с показаниями детектора аномалий. Иногда он останавливался, поднимал с земли небольшой камень и бросал вперед. Чуйка его ни разу не подвела – камень то менял траекторию полета, то увязал прямо в воздухе, словно в киселе, то его резко прибивало к земле.