— Тебе какое дело? Ты — сопляк.

Ладно, проехали. У Рама или у валютчика узнаю.

— Бандиты скрылись с места преступления на «копейке», а потом пересели в «Субурбан», — продолжил я. — Мы с Наткой видели «копейку», мой друг, он моет машины, — «Субурбан» с заляпанными номерами. Таких машин мало, хорошо, если три на весь город, к тому же последние цифры номера совпадают с номером той машины, на которой бандиты приезжают в наш подвал!

— И где тут доказательства? Кто даст показания? Бомжонок?

Ясно, что отец не рад меня видеть, боится, что начну его шантажировать любовницей. И мое желание наказать рейдеров любой ценой вполне понятно: я мщу за базу. Но все равно его упрямство и нежелание видеть очевидное бесит до скрежета зубовного.

— Как ты себе это представляешь? — не унимался отец. — Нет, это ерунда, а не доказательства!

— Я хочу, чтобы ты знал! — с трудом сдерживая гнев, сказал я. — И действовал, опираясь на эти знания! А ты отмахиваешься от них, хотя все очевидно!

Я обратился к Лялиной:

— Анна, ну хоть вы согласны, что нельзя позволять бандитам пускать корни в нашем городе? Хуже будет всем.

Лялина кивнула. Отец устало откинулся на диване и помассировал виски.

— Чертовы «Славяне»! Сам бы их пострелял, но мы уязвимы, потому что вынуждены действовать по закону, когда группировкам на него плевать!

— Так просто пусти слух среди авторитетов, что беспредельщики в городе и готовят плацдарм! Это же очевидное решение! Все объединятся и их завалят. Вру, не всех, только засветившихся, и станет ясно: делать в городе нечего. И руки у вас будут чистыми, и проблема решится. Ну?

— Устраивайся к нам в милицию, посмотрю, как ты тогда покомандуешь, — проворчал отец, но в его голосе читалось скорее удовлетворение, чем злость. — Самый умный, да?

— Как будто это что-то плохое, ­— попытался улыбнуться я.

Только сейчас до меня дошло, что возможно, он и сам уже пустил слух, что «Славяне» в городе, просто считает, что незачем такое обсуждать с малолетним сыном — для его же блага. Да, скорее всего, так и есть. Завтра после уроков нагряну к валютчику, узнаю, что и как… Конечно, если он жив.

Вспомнились пятна крови на ступенях. Не хотелось бы потерять Павла! Надеюсь, все с ним в порядке, и он не пострадал.

— Па, ответь на один вопрос, а потом я уйду. Кто погиб в перестрелке? Есть ли там человек по имени Павел?

— Как уже говорил, директор рынка, охранник и кассир убиты из АК, предприниматель и второй охранник — из «Макарова». Предпринимателя зовут Георгий, он армянин. Все, кроме кассира — нерусские. Еще десять человек получили травмы средней и легкой степени тяжести, — отчеканил отец, не открывая глаз.

Лялина посмотрела на меня с сочувствием и не выдержала:

— Павлик, поезжай домой. Поверь, — она интонацией подчеркнула это слово, — мы сделаем все, чтобы не допустить беззакония. Причем с минимальными усилиями и риском.

Вот теперь я на девяносто процентов уверен, что менты без дела не сидят. Возможно, они уже сделали именно так, как я сказал, потому что это оптимальное решение.

— Ты, наверное, голодный, весь день на ногах. Будешь суп? — засуетилась Лялина, подняла крышку кастрюли, стоящей на столе, и я узнал суп-блевунчик из сизых макарон.

История циклична. Раньше отец тратил деньги на Лялину, теперь, когда она заняла место жены, весь дополнительный доход утекает к любовнице, как и раньше. А ведь его будущая жена беременна! Ну, не лишать брата или сестру витаминов и микроэлементов⁈

— Спасибо, нет. Только от бабушки. — Я расстегнул рюкзак, достал кусочек соленого сала, завернутый в пергаментную бумагу, баночку абрикосового варенья и замороженной смородины, перетертой с сахаром, кусок кровяной колбасы.

— Это вам, Анна. — Я бросил недобрый взгляд на отца, сжавшего челюсти.

Не ловится у него щука на рыбалке, а на охоте — ни зайца, ни кабанчика, ни фазанчика.

— Спасибо! — безэмоционально сказала Анна, но ее глаза заблестели.

Глава 10

Дела житейские

Разбудил меня дребезжащий рев будильника. Вчера я читал учебники до полвторого ночи, наверстывал пропущенное, потому глаза разлепил с трудом. А задвинуть учебу на второй план нельзя: с меня брали пример одноклассники.

В комнате царил полумрак: то ли набежали тучи и закрыли солнце, то ли время сдвинулось, светать стало позже, и началась невеселая пора, когда уходишь в школу затемно, и остается четыре часа до сумерек.

Нет, ничего еще не началось! В следующее воскресенье переведут время на час назад, и мир погрузится во мрак. Как все радовались, когда отменили этот бред!

Школьную жизнь я-взрослый помнил плохо, но намертво въелось в память, как взяли моду отключать свет по утрам, и первые уроки либо отменяли, либо, когда отключения происходили внезапно, мы сидели в темноте и просто слушали. Поскольку ничего не видно в тетрадях, Вера Ивановна рассказывала нам страшилки…

Вера Ивановна! Ее нам вернули!

Борис, вставший раньше меня, рывком отодвинул занавеску, и я понял, что надо готовить зонт, а моя надежда искупаться в море в этом году накрылась медным тазом: вчера был последний день тепла, а сегодня задождило. Деревья колыхали зелеными листьями, будто провожая запоздалое лето.

На душе каракатица выпустила чернильное облако — совершенно безосновательно, ведь теперь мне в школе нравится, я там в авторитете. Наверное, сработал рефлекс, который формировался десятилетиями: недосып — серое промозглое утро — обязаловка.

Из спальни на цыпочках вышла Наташка, приложила палец к губам: тише, мол, мама спит! В дождливую погоду сборщики винограда оставались дома. В поле ей осталось работать от силы неделю: урожай соберут, обрезка будет в конце ноября. Как ответственного непьющего работника ее должны перевести в винообработчики. Зарплату задерживать уже начали, значит, скоро начальство станет за бесценок скупать акции, меня интересует этот момент.

Как только приобрету акции — не все, а на сколько денег хватит, чтобы не тащить из оборотных, маме можно увольняться. Если захочет, будет заниматься торговлей. Не захочет — что-нибудь придумаем.

Пришла мысль, что у нас же еще действующий порт, один из самых больших в стране! Его акции достать бы… Хотя ну его. Слишком это грязное место, прогремевшее дурной славой. Потому что порт — не только растаможка и связанные с этим деньги, но и наркотрафик, и прочий оборот запрещенного. Хотя сейчас