не мог. Несколько раз, балансируя на грани сна и яви, он понимал, что снова проваливается в сон и никак не может выбраться из него. В этот момент вернулся Игорь. Сел за стол, не раздеваясь, вздохнул и сказал, что следовал за крысами и нашел место. Потом почему-то стал говорить про птиц, несколько раз повторил про птиц, про крыс, а потом, когда с его лица, чернея и отваливаясь струпьями, стала слезать кожа, Семен понял, что все-таки все еще спит, и усилием воли заставил себя проснуться.

Игорь в самом деле был в комнате. На этом плюсы пробуждения закончились. Казалось, что Кардиган был мертв. По виску стекала тонкая струйка крови.

Стоп. Значит, сердце еще бьется! Семен подскочил, ноги были словно ватные, и он упал на пол. Кардиган с усилием открыл глаза.

– Тссс. Не паникуй. Я уже, считай, мертв. – Он раздвинул шинель и показал торчащий из груди стилет. – Вот, прихватил подарок. Если его вытащишь, конец мне. Сам знаешь. Оставишь – тоже конец. Пытался ко мне так же, как к командиру, подобраться, но рост и крепкость черепушки не рассчитал.

Игорь улыбнулся, и на губах запузырилась кровь, выдохнул он с присвистом, – легкое пробито. Крысы.

Семен пытался встать, но тело странно не слушалось. Кажется, что его если не отравили, то, во всяком случае, где-то угостили ударной дозой снотворного.

– Домой не ходи. Спалилась хата. Про служебную не знает. Их пятеро. – Игорь старался говорить, не делая вдоха, поэтому речь получалась торопливая и невнятная, больше похожая на шипение, чем на слова человека. – Черт. Птицы. Там вокруг много дохлых птиц. И крысы. Порт. Поня…

Глаза Игоря закатились, и он умер. Последний выдох был долгим и очень тяжелым, с хрипом, как будто спустились меха гармони. Семен не пытался уже встать. Он понимал, что, скорее всего, сухари были чем-то посыпаны или вода. Но слишком долго для яда. Снотворное? Что-то похожее.

Нужно подождать, пока действие пройдет.

Семен достал из кармана галифе огрызок химического карандаша, которым он писал на заводе на чертежах, и торопливо записал на полу все, что сказал Игорь. Мало ли что. А потом понял, что восхищен другом. Силен. Силен! С двумя смертельными ранами он смог дойти до дома и дожить до его пробуждения.

Смог!

Оцепенение длилось невероятно долго. Только через час Семен понял, что он может пошевелить ногами. И еще через час понял, что тело перестало быть ватным. Все это время он лежал на полу у ног мертвого товарища и понимал, что если бы не застрял на заводе, то… То, наверное, ничего бы не изменилось. Они работали каждый сам по себе, по одному. Встречаясь только для того, чтобы обменяться информацией. Но все же. Если бы он был рядом и прикрыл бы. Так. Винить себя в следующий раз, а сейчас лучшее, что он может сделать, это встать и…

Интересно, что за снотворное? Значит, и эта квартира тоже скомпрометирована. Несколько раз Семен проваливался в липкий бред и каждый раз вытягивал себя из этого омута буквально силой. Нельзя позволить отключиться, иначе он может что-то забыть. Или их могут навестить. Значит, нужно быть в сознании. Если придет враг, он сможет достать пистолет, закрепленный под стулом, на котором сидел Игорь. Он сможет.

Тома. Про нее наверняка знают, если следят за Семеном.

Семен так резко встал, что у него закружилась голова. Но он заставил себя удержаться на ногах. Тамара же собиралась прийти вечером. Если квартира скомпрометирована… Нужно идти.

Идти было сложно. Непонятно, что делать с Игорем, но об этом Семен решил подумать потом, после того как убедится, что Тамара в безопасности.

Серабиненко заставил себя не думать о том, что дома его может ждать труп эксперта, но тем не менее до дома он практически добежал. Нет. Из квартиры он не уйдет. Если нужно будет, встретит врага там. Даже интересно будет посмотреть ему в лицо. Или нет. Рисковать нельзя, он должен убить эту гниду сам. За теперь уже двоих его друзей.

– Ого. Ты откуда так бежал? И почему такой бледный? – раздался звонкий голос, который Семен рад был услышать.

Они подошли к дому практически одновременно.

– Тебя боялся упустить, – честно сказал Семен и добавил: – Засиделись у друга, и не уследил за временем. Давай пройдемся? Вечер теплый, а я за эти двое суток насиделся в помещении.

– Да, я заметила. И то, что вечер теплый, тоже, да. Почти лето. Ну пошли, Ромео, – поддела его Тамара. Значит, и до нее дошли слухи, которые он распустил.

– Значит, что я узнала. Эта гнилая ангина, так ее называли у нас в самом деле, наша черная смерть. Умирали они, понятное дело, не от нее, но кто-то очень хотел, чтобы эта болезнь не стала развиваться дальше. И таким образом про нее не узнали. Она в самом деле вызвана каким-то токсином, сама по себе черная ангина развивается по-другому. Значит, кто-то вывел ее в пробирке и стал распространять как яд. Это мое предположение, и, сказать по правде, оно плохое. Разубеди меня и скажи, что я надумала. Это же весь город в опасности, – попросила женщина.

До наступления комендантского часа была еще пара часов и можно было прогуляться по старым, не сильно разрушенным кварталам.

– Сначала расскажи, что еще ты надумала, а потом я начну тебя разубеждать, – попросил Семен.

Головокружение и шок все еще не прошли, но раз уж Игорь почти мертвый смог дойти до дома, он точно сможет не упасть. Но тут, на их счастье, очень удачно подвернулась скамейка, прямо под фонарем. И сухая. И в самом деле была очень теплая ночь. Для февраля. Как будто природа забыла про зиму и решила сразу шагнуть в позднюю весну.

Тамара села и вытянула ноги, она тоже устала. И только сейчас Семен понял, насколько она устала. Под светом фонаря были видны резко очерченные морщинки в уголках ее губ и глаз. Глубокие тени под глазами.

– Я вот о чем подумала. Септическая ангина не заразна. Но опасна тем, что где-то должен быть ее очаг. А если очаг, то может быть и эпидемия. А нам сейчас не нужна эпидемия, понимаешь? Мы же все делаем, чтобы привлечь сюда свежую кровь. Вдруг… – Тамара запнулась, боясь озвучить ему, военному человеку, те мысли, что вертелись в ее голове.

В целом, Семен был с ней согласен. Именно этому их и учили в СМЕРШ. Мыслить критически, все подвергать сомнению, кроме товарища Сталина. И его тоже подвергать, пока