права была Оля, когда говорила, что я застряла и никак не могу отпустить своё прошлое. Впрочем, судя по Глебу, прошлое тоже не сильно стремилось со мной расставаться, видимо решив, что ещё недостаточно меня раскатало.

Папа слушал меня, плотно сжав губы, в какой-то момент скулы на его лице стали более очерченными, а потом и вовсе… зашевелились желваки. Если честно, то я впервые сидела его таким. В гневе господин Килин был страшен, но ещё ни разу в моей жизни его гнев не был направлен в мою сторону.

— Ты сердишься? — осторожно уточнила я, и без того утопая в чувстве собственной вины.

— Сержусь, — отчего-то едва слышно откликнулся родитель, накрыл мою ладонь своей и тут же отдёрнул руку. — Сержусь.

Горло сковало от боли, отдало в рёбра и грудь.

— Я не хотела, честно, — начал оправдываться во мне двенадцатилетний ребёнок. — Я не хотела всё испортить окончательно. Мне казалось, что если я буду вести себя так… как вела, то у мамы не останется иных вариантов, кроме как вернуться к тебе. Я не думала, что это оттолкнёт её ещё больше. Возможно, если бы не я… у вас могло бы что-то наладиться. Или… или если бы я вообще промолчала тогда и ничего тебе не рассказала. То и мамин роман… рассыпался бы сам собой, и мы все были бы до сих пор вместе.

В моих словах было мало логики, и мой план явно не учитывал желания других людей, а тем более наличие в нашей семье Оли и близнецов, маминого мужа-очкарика и Глеба. Но если честно, раненную девочку внутри меня, которая больше десяти лет закапывала себя под ошмётками стыда и вины, это всё волновало мало. На поверхности была лишь одна-единственная мысль: «А что, если…?»

С отцом происходило что-то странное, с каждой моей поспешно выпаленной фразой он становился всё напряжённее и подавленнее, пугая меня ещё сильнее. Иррациональный страх кричал о том, что такими темпами я легко могу потерять ещё и его.

Наверное, взрослые состоятельные женщины о таком не думают, но перспектива полного одиночества и потери семьи вгоняла меня в оцепенение.

— Пф-ф-ф-ф, — медленно стравил воздух из лёгких папа, каким-то нервным движением проведя ладонью по волосам. — Пф-ф-ф-ф.

Я было открыла рот, чтобы продолжить свою исповедь, но он резко меня оборвал:

— Так, Кира, стоп… Стоп, я сказал, иначе ты у меня сейчас договоришься неизвестно до чего.

— Ты должен был мне сказать, если она… мама пробовала выйти с тобой на связь, — подытожила в конце концов. — У меня было право знать… Возможно, я могла бы что-то сделать.

Последняя фраза слетела с моих губ, и мы замолчали. Несмотря на волнение и общий раздрай, мне неожиданно стало легче. Смешно, но я даже боялась говорить об этом со своим психоаналитиком, делая вид, словно нет во мне никаких терзаний. А тут… а тут лёд, столько лет сковывавший мои душу и разум, всё-таки решил тронуться.

Родитель встал на ноги, сделал пару нервных кругов по кухне, после чего присел на корточки передо мной, положив руки мне на колени, порядком меня озадачив.

— Кирюш… — начал папа и запнулся, тем самым выдавая своё волнение. — Кир…

Страшно, — промелькнуло в моей голове. — Страшно.

Вдруг отчётливо поняла, что сейчас услышу что-то такое, после чего обратного пути попросту не будет. Жизнь снова даст крен и разойдётся очередным букетом трещин. Трусливый порыв зажать руками уши и закрыть глаза вспыхнул как спичка… и тут же погас, вытесненный болезненным в своей твердости желанием: не хочу больше жить во лжи!

— Никогда не думал, что однажды придётся вернуться к этому разговору, — порывисто начал отец свою часть истины. — Тогда казалось, что всё кончено и так действительно будет лучше, для всех.

— Как? — устало вздохнула я.

— Помнишь ту ночь, когда ты загремела в больницу с отравлением? — краткий кивок с моей стороны. — Поначалу никто не понял, что случилось. Тебя увезла скорая, Кристинка рыдает, двух слов связать не может, врачи ничего не комментируют, лишь женщина со скорой бросила, что нужно лучше следить за детьми… Я тогда так испугался. Думал, что поседею за ночь.

Моё сердце сжалось, погребённое очередной волной самообвинения. Я не должна была…

— Испугался… и разозлился. Словно случившееся было последней каплей. Предательство мамы и развод сильно меня раскатали, и ты была тем единственным маяком, что ещё как-то заставлял меня держаться на плаву. Ты и… желание мести.

— Боже, — испуганно подскочила я на ноги, скинув с себя руки отца. Бессознательное и бестолковое движение, но я чётко поняла, что просто не выдержу физического контакта с ним. — Что ты сделал?!

Господин Килин бросил на меня болезненный взгляд снизу вверх и медленно проговорил:

— Когда ещё не было понятно и тебя увезли на скорой, я позвонил Элине… Без всякого умысла, просто мне казалось, что если она… что если мы оба будем рядом с тобой там, тебе это как-то поможет.

Смешно, мой план почти сработал…

— Уже в больнице, когда я вместе с врачами серьёзно припугнул Кристину, она сдала содержание вашего адского коктейля вместе с вашим коварным планом.

Я таки сдалась и изо всех сил зажмурилась.

— И в этот момент меня обуяла такая ярость… Чудо какое-то, что я ничего не сделал Тумановой, слава богу, мозгов хватило.

— Но сделал что-то маме… — догадалась я.

Родитель пару раз качнул головой, выпрямился в полный рост и, не глядя на меня, отвернулся к окну.

— Она приехала чуть позже. И… как только я увидел Элину с этим её… очкариком. Мама прорывалась к тебе, а у меня в голове пульсировала только одна мысль: что всё случившееся — исключительно из-за неё… Дерьмо буквально так и пёрло из меня. Если кратко, то свелось всё к тому, что ты пыталась убить себя, не справившись с её предательством.

— Папа… — простонала я, прикрыв рот ладонью.

— Я… я не это хотел сказать. Если в целом… то смысл вышел примерно такой. Но ведь это и было практически так! — его голос сорвался на крик. — Если бы твоя мать не влюбилась в этого… задохлика, то и ты не сотворила бы ничего такого!

— Папа…

Слёзы жгли глаза, но никто этого не замечал. Потому что это был далеко не конец истории, ведь,