Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, самый «простой» и логичный способ легализоваться было — выйти замуж. Это отнюдь не было Лизиной идеей, но ей об этом говорили все подряд: благопорядочные мамаши семейств, куда она пыталась устроиться няней и перезимовать, турецкие рестораторы, где она просто хотела работать на кухне... Да все! А те, кто, казалось бы, могли дать ей работу — сначала предлагали постель. А она любила любовь. Она не любила рамки, она просто хотела жить! Она оставила всё в России, взяв только свой опыт. Она любила свободу, и та ей обходилось совсем недёшево.
79
Галина Хериссон
Она стала бомжом с высшим образованием. Без Определённого Места Жительства. А разве это запрещено? Ну да, не в своей стране. Зато тут ей было на что посмотреть. И выучить пару языков. И начать всё почти с нуля, с тротуара, с улицы.
По сути, она была интеллигентной девушкой. Знала кое-что про историю искусств, ходила в библиотеку в центре Помпиду, а уж музеи!
* * *
«А вы пробовали вообще ходить голодными по Парижу и, заходя с голодными глазами в рестораны, искать работу? Эти ж голодные глаза видно за версту, а этого никто не любит... А вас хватило бы на десяток дней, с десятком отказов в каждом? Вы не пробовали почувствовать себя собакой, которая выглядывает, что ценного или съестного валяется на полу?»
* * *
А иногда и деньги попадались! Была у Лизы такая особенность — находить в критических ситуациях...
Лизе не хотелось чувствовать себя собакой. Или отдаваться за возможность быть эксплуатируемой начальником чего бы то ни было. Лучше уж пусть бойфренд, хоть и не такой, который выгоняет котов на улицу и не позволяет взять сухое печенье в шкафу!
Она не была со всеми выше и нижеперечисленными мужчинами. А были и те, которых она по своим причинам не сильно упоминала...
Но записка из её дневника, написанная в тот период, показалась мне необычайно зрелой... И наивной:
«...Что такое мужчины, встречающиеся мне не пути? Это — звери в джунглях города. Что движет ими? Как
80
НЕ ПРО ЗАЕК
меняются они в своих движениях, взглядах, грации или неуклюжести. Как вокруг них появляется облако, разрастаясь и вбирая в себя. И ты дышишь уже одним воздухом с кем-то или бежишь прочь, или часто делаешь вид, что дышишь, просто чтобы подойти ближе и затронуть это мягкое, твёрдое, грубое, ласковое, тупое или умное звериное существо. Это или медведь старый и одинокий. Или глупый по-детски, милый, энергичный медвежонок. Или кот, распространяющий мускус на всё вокруг, сдержанный кошачьей грацией в движениях и несдержанный в мыслях. Или молодой баран, думающий о сочной траве и свободе. Или жираф с большими глазами, высокий и нервный. Или обиженный ёж, мягкий, возможно, за своими колючками. Или горилла с мягким большим сердцем и огромным материнским инстинктом...
Но лучше всего — это то, что непонятно. Что-то, где “зверь” глубоко внутри...»
* * *
Я наблюдала за ними за всеми в баре “Гамбета”. Некоторые угощали меня пивом. А хозяин бара, такой мерзкий тип в шапке-гандонке, говорил: “Нефига тут смотреть — это не музей!” Я, конечно, спрашивала про работу в баре, но без бумаг не брали. Зато барменом какое-то время работала молодая девчонка из Польши — мы общались, пока она не уехала, заработав что ей было нужно...
Музыка часто была классная и на концерты “секьюрити” пропускал меня бесплатно. Огромный такой чернокожий парень Жан-Клод.
Я, кстати, как-то нарочно пригласила Дэвида и даже их представила друг другу. Но у афроамериканцев и афрофранцузов были,
81
Галина Хериссон
видимо, свои тёрки и иерархии. Нам не понять...
Перестала я туда ходить после одного «угощения». Один тип, такой весь в косичках, предлагал затяжку. Я сказала:
— Спасибо, не надо!
— Да ладно, у меня день рождения! You are welcome!
Ну, я затянулась и отвалила, танцевала в своё удовольствие в другом углу... Потом он полез целоваться, и я подумала, что пора линять. Убежала в туалет, а потом сквозь толпу как-то просочилась к выходу. Видела краем глаза, как тот, с косичками и косяком, поручкался с Жан-Клодом.
Ну всё, думаю, от “секьюрити” помощи не жди! И вышла... Метров через двадцать