Под вечер этого серого декабря наконец позвонила поздравить Женька. Кажется, она единственная знала, что у Лизы — день рождения. Двадцать шесть.

Её номер вообще мало кто знал. Денег на телефоне вечно не было, сама она звонить не могла. Но писала объявления об уроках и бэбиситтинге где только можно и оставляла свой номер... Без видимого результата.

Скромное обаяние буржуазии

Приближалось Рождество.

Ра-Джа пригласил Лизу к своим родителям, точнее к маме и отчиму. Ему так хотелось выглядеть хорошим сыном!

— Только ты не говори, что ты нелегалка, скажи — студентка. Живёшь в своей chambre de bonne23 и ездишь с проездным!

* * *

Долго ехали какими-то электричками, он купил ей билетик. Дом был большим и светлым — только что закончили выплачивать кредит! Сад, ёлка, кухня, у каждого по комнате. Скромное обаяние буржуазии. Отчим ужасно походил на Гомера Симпсона. Мама — милая женщина в очках, такая же рыжая, как и сын. Традиционное аперо с шампанским, светские расспросы. Всё мило, по-семейному. Фотки и колбаски.

23  Маленькие комнаты на седьмом этаже без лифта, типичные для парижских зданий, когда-то были «для прислуги», теперь – для студентов.

67

Галина Хериссон

Круглый стол. А вот и подали горячее. Мясо с каштанами. Коньяк «Наполеон».

Утром чай-кофе, и вперёд. Кушать не принято. Бегом на электричку. Второй день Рождества — у папы. И там, конечно, Лиза была уже не уместна.

Сонная Зимняя Сказка

«В электричке уснула. Снился снег. Много снега. И как будто автобус с иммигрантами привёз меня к дому; прямо на газон у дороги за домом, где мама выгуливала щенка и будто дожидалась меня... Снега было по колено, но он уже был рыжеватый, как в конце зимы, подтаявший. А на него тут же сыпался новый, крупный, как пчёлы... А потом ещё вспомнилось... Моё самое милое, самое дорогое воспоминание детства. Пишу сквозь слёзы и улыбку в сердце.

Мне года три. Зима. Папа несёт меня в детский сад. Утренние сумерки. На улице сильный мороз. А папа носит бороду и усы. Они заиндевели. И даже ресницы стали от инея белыми и пушистыми. Он прижимает меня к себе, и наши лица совсем рядом. Он приводит меня в группу и оставляет с детьми и воспитательницами. Наша группа на первом этаже. Я смотрю в окно. А там, на подоконнике снаружи, папа слепил из снега маленькую неваляшку-снеговичка мне в подарок. Моё сердце тает...

И ещё вспоминается, как таяли морозные узоры на стекле автобуса, когда мы с мамой возвращались домой. Прижмёшь зажатый горячий кулачок торцом к стеклу, совершенно белому от зимних узоров. Получается след этакой завитушкой. Потом пальчиком к этой завитушке приделываешь пять пятнышек — будто след от ноги босого гномика, и размножаешь их

68

НЕ ПРО ЗАЕК

потом по окну, насколько длины руки хватит и покуда пальцы не замёрзнут. Пусть гномик побегает...»

* * *

Лиза поехала сразу в Париж. Расписывать витрину одного ресторана к Новому году. Здесь платили немного денег и кормили.

* * *

«Сладко хотелось спать, пахло хорошим табаком и под винный аккомпанемент — le vin chaud24! Холод с затылка переползал к кончикам пальцев и испарялся. Чудное ощущение мыши в норке, где пахнет твёрдым сыром и домашней пылью... Да, вокруг могут быть кошки, но теперь здесь уютно, если прикинуться комочком шерсти, кусочком облака, стёклышком, блестящим на солнце, конфеткой в рождественской коробке, вазочкой у зеркала, ложечкой на блюдечке, веткой зелёной, пусть и искусственной, ёлки. Яблоком небольшим и румяным недалеко от камина, музыкой из радио, голубем на чердаке, сухим красивым листом на тротуаре, огоньком свечи. Хорошо запачканными живописью пальцами почесать в голове и обнаружить свет вокруг, мягкий, золотистый, как сквозь объектив старой камеры, тронутой вазелином... А может, с похмелья всё кажется ватным и игрушечным, как Дед Мороз под ёлкой? Вчера пился коньяк “Наполеон”, вина красные и белые и креплёные, шампанское и виски из крохотных, на высоких ножках, рюмок... Мне видно в зеркале, как Арлекин на картине свесил ножку, а мои болтались с высокого табурета за барной стойкой. Ковёр наискосок на полу и малиновые шифоновые шторы, завязанные узлами на полпути к полу. За ними

24  Глинтвейн

69

Галина Хериссон

на витринах видны мои росписи: восточные красавицы несут изогнутые золотые кувшины. Королевские лилии. Меню. Рождество... Снегурочек здесь нет. На Рождество почти всё закрыто.»

* * *

Уже около