– Факс? – растерянно переспросила девушка и начала шарить по своему столу глазами, с испугу даже не обратив внимания на Кикимору. – Я не вижу никакого факса. Нет, кажется, вижу, – испуганно бормотала она. – Просто я не заметила, когда он пришел. Сейчас, сейчас, я буду у вас через минуту.

– Через тридцать секунд, – снова рявкнул мужчина и бросил трубку.

– Нет, надо действительно валить отсюда, пока цела, Катя совершенно права, – проворчала Кира и, схватив факс, опрометью бросилась к двери. Она вихрем пролетела через приемную, провожаемая недоуменным взглядом Надежды Николаевны, и, забыв постучаться, ворвалась в кабинет шефа.

– Вот факс из Токио, – выдохнула Кира. – Что-то еще?

– Так он же не переведен, – посмотрел он строгим взглядом сначала на документ, потом на референта. – В чем дело, Кира Эдуардовна?

– Извините, но за тридцать секунд делать перевод целого листа я еще не научилась, – сдерживая ярость, почти спокойно ответила девушка.

– Надеюсь, что за два часа и тридцать минут делать такие переводы вы научились? – с сарказмом поинтересовался Ганшин.

– Простите, на каком языке пришел факс? – спросила Кира. – Я не успела посмотреть.

– Не волнуйтесь, я пока не страдаю провалами в памяти, – усмехнулся шеф. – И прекрасно знаю, что вы владеете английским и французским, а не японским. Текст на английском, и через два с половиной часа мне нужен подробный перевод.

– Хорошо, он у вас будет, – кивнула Кира и снова забрала документ. – Я могу идти?

– Еще мне нужен перевод договора с «Парадиз-Крэмп». Вы его подготовили? – хмуро спросил Ганшин.

– Да, еще вчера.

– Почему его до сих пор нет у меня на столе?

– Сейчас будет, – торопливо ответила девушка и, резко развернувшись, вылетела за дверь. Она опять просвистела по приемной со скоростью урагана, и вновь – сопровождаемая взглядом округлившихся глаз секретарши.

– Что это с ней сегодня? – недоуменно пробормотала та. – Носится как угорелая.

– Нет, теперь-то я уж точно знаю, что скажу на совете директоров, – тем временем ворчала Кира, торопливо складывая в папку листы договора. Когда она вновь пришла в кабинет к шефу и положила папку ему на стол, он, как всегда, недовольным голосом сделал ей замечание.

– Будьте любезны, Кира Эдуардовна, впредь не дожидаться того, чтобы я напоминал вам о ваших прямых обязанностях. Эта папка должна была быть у меня еще вчера. И факсы должны попадать в мой кабинет уже переведенными.

– Хорошо, господин президент, впредь я дожидаться не буду, чтобы вы напоминали мне о моих прямых обязанностях, – вполне серьезно отрапортовала Кира, еле удержавшись, чтобы не прищелкнуть каблучками. – Разрешите идти?

Ганшин вскинул недоуменные глаза и внимательно посмотрел на нее. Девушка стояла с каменным лицом и терпеливо ждала разрешения удалиться.

– Идите, – негромко проговорил мужчина и продолжал смотреть ей вслед до тех пор, пока она не вышла за дверь.

«Если нельзя достигнуть всего, не следует отказываться от части», – вспомнила Кира арабскую поговорку.

Кстати, она стала собирать поговорки, когда увлеклась изучением арабского языка. В каждой из них был скрыт очень глубокий смысл, и девушке нравилось разбираться в этом. А что касается самого арабского языка, то Кира продвинулась пока не очень далеко. Проблемы были с разговорной речью, но понимать, что говорят другие, она уже могла почти свободно.

«Ноги моей здесь не будет уже с понедельника, мне бы только до него дожить, – тем временем думала девушка, стремительно направляясь в свой кабинет. – А Илья Барбосович пусть ищет себе другого референта. Вот пусть на нее или на него лает, рычит и даже кусается сколько угодно, а я умываю руки!»

Оставшиеся до выходных три дня Кира внимательно изучала все документы, касающиеся договора с американской компанией. Она снова убедилась в том, что ей не очень нравится этот договор, но подходить со своими сомнениями к шефу не стала, а если быть до конца откровенной, то просто-напросто побоялась. Она прекрасно помнила, как он поставил ее на место, когда она попробовала сказать ему об этом еще в Нью-Йорке.

– Занимайтесь своими обязанностями, Кира Эдуардовна, а уж со своими я как-нибудь и сам управлюсь, – рявкнул тогда Ганшин. – У меня целая команда юристов, которые уже работают над договором. Вы же сами отправляли в наш юридический отдел факс с его копией. Если бы они заметили в договоре что-то не то, думаю, давно бы сообщили мне об этом. Неужели вы считаете, что умнее их? Вам сколько лет, простите? – прищурился он.

– Двадцать четыре скоро будет, – пробормотала Кира. – А какое это имеет значение?

– Нет, никакого, это я просто так спросил, – с сарказмом ответил Ганшин. – Идите, госпожа референт, отдыхайте, завтра у нас трудный день.

И вот сейчас, когда Кира снова засомневалась в одном из пунктов, она решила, что это действительно не ее дело, и практически успокоилась.

– Пусть разбираются сами, меня с понедельника это уже совсем не будет касаться.

* * *

В понедельник Кира проснулась ни свет ни заря и уснуть уже не смогла, сколько ни старалась.

– Нет, это совсем никуда не годится, – проворчала девушка, сползая с кровати. – С моими нервами явно что-то не в порядке. Страдать бессонницей в моем возрасте – это уже патология. Нет, господин президент, я не хочу больше терпеть от вас всякие незаслуженные оскорбления! Ну, не оскорбления, конечно, – сама себя поправила Кира. – Но для меня замечания в вашей обычной форме являются именно оскорблениями. Я знаю, что умнее многих, и не намерена терпеть от вас нарекания, которых совсем не заслужила. Вон до чего я с вами дожила, валерьянку ведрами хлебаю и все равно не сплю спокойно. Какие-то кошмары снятся, а мне это обстоятельство совсем не по нраву, вот что я вам скажу, – вела воображаемый диалог со своим работодателем Кира. – Сегодня наконец-то все закончится. Сегодня вы наконец поймете, какого ценного кадра теряете в моем лице! Я бы потом с удовольствием посмотрела, как вы сами горбатитесь над документами, которые сейчас перелопачиваю я. Да вы и языка-то как следует не знаете, даже такого необходимого, как английский. А факсы из-за рубежа наверняка читаете со словарем, – злорадно подумала она. – А что жена наставила вам рога – так вам и надо! Я теперь совсем даже и не удивляюсь, почему она это сделала. Вы же, господин президент, монстр и диктатор! Вы наверняка свой начальственный тон и домой принесли тоже. Это какой же ангельский характер нужно иметь, чтобы такое терпеть? Вот она и не выдержала и начала искать жилетку, в которую можно поплакаться. С вами-то небось не очень-то поплачешь? – бормотала Кира, стоя под теплыми струями душа. – После ресторана мне даже показалось, что вы можете быть нормальным человеком, а потом я поняла, что это мне действительно только показалось. Эх, Илья Барбосович, Илья Барбосович, а как я радовалась месяц назад, что получила эту работу, – вздохнула она. – Счастливей меня, наверное, невозможно было найти человека. Ну почему вы такой? Если бы вы были немного спокойнее, тактичнее и корректнее, я бы ни за что не согласилась на предложение незнакомки. А может, это и не незнакомка вовсе? Мне почему-то кажется, что это ваша бывшая жена. Если это действительно она, то платить-то она будет вашими деньгами. Вот будет прикол! – засмеялась Кира. – И совесть не будет меня грызть, потому что я буду считать, что получила компенсацию за моральный ущерб. За свою расшатанную нервную систему и утраченные нервные клетки, которые, как известно, не восстанавливаются.