— Я…

— И ты сдох. Тебе был дан второй шанс, а ты просто сдох.

В комнате повисла тишина. Было слышно только, как летний ветерок раздувает тюль. А ещё тихонько брякнула моя тарелка, которую Рита по наказанию отца переместила на пол.

— Есть что сказать в свое оправдание? — спросил отец и прошёлся пальцами по краю стола.

Теперь я покачал головой, а затем даже усмехнулся.

— Признаюсь, пробрало. Я даже растерялся. Всё-таки не каждый день обнаруживаешь себя в аду или за столом с мертвецами. Вот только мой отец никогда бы такого не сказал. Ни мне, ни кому-либо другому. Он умел признавать свои ошибки и всегда указывал на ошибки других, но не для того, чтобы пристыдить или унизить, а для того, чтобы тот человек стал выше и вырос над самим собой. Это была уникальная черта характера, но когда он тебя отчитывал, ты не чувствовал себя жалким, а становился сильнее. Каким бы хреновым сыном или братом я ни был, ни один из вас никогда бы не сказал мне ничего подобного. Ни мне, ни друг другу. Какими бы страшными ни были проступки, подобное не случилось. Во-вторых, уж не знаю, на что был расчёт, и мне неприятно это говорить, — я чуть поморщился. — Но вы все мертвы. Может, в моей бестолковой голове и есть какие-либо провалы в памяти, но такое я уж точно не забуду. И в-третьих, — кивнул на стол. — Вилки кладут слева, а ножи справа. Будь эта Рита настоящая, она бы вас всех, — обвел взглядом присутствующих. — Линчевала на месте, а потом пришла тётушка Гортензия, которая наша старшая горничная, ты-то, — обратился к отцу. — Наверняка не в курсе. Так вот, тётушка Гортензия собрала в совок то, что осталось от вас после Риты, и сожгла к херам собачьим вместе с твоим ебаным попугайчиком. — Теперь я обернулся к своей сестре. — В какой, блять, вселенной у тебя появился сучий попугайчик⁈ У тебя аллергия на животных. Что за всратый спектакль⁈ Хотите надавить на совесть⁈ Унизить⁈ Делайте это более грамотными способами, а не грёбаным клише из фильмов. Да, я сдох, и что⁈ Кто ты такой, чтобы меня осуждать за это⁈

Внезапно лица всех членов семьи исказились в жутких гримасах. Широко распахнутые глаза с безумным взглядом, улыбки от уха до уха, да так, что дёсна видно.

— Ладно, ладно… Вот это реально стрёмно выглядит. А теперь я хочу знать, что тут происходит.

— Ты умер. — ответила мать, сохраняя страшный оскал. Её лицо сейчас напоминало какую-то криповую куклу-марионетку.

— Аж два раза, братик. — показала букву «V» пальцами сестра и, видимо, допив свой чай, принялась откусывать куски фарфора от своей чашки и громко хрумкать.

— Нахер иди. — кинул в её сторону, а затем обратился к отцу. — И к чему этот театр?

— Ты умер. — повторил отец.

— Я в курсе. Скажи чего не знаю.

— И обычно, когда демоны умирают, то попадают сюда. — продолжил он.

— Куда «сюда»? Где мы?

Вместо ответа стены зала разлетелись в разные стороны, так что остался только пол и одна дверь. Мне открылся несколько не тот пейзаж, который я ожидал увидеть. От лета, цветочного сада, что был у нас за окном, не осталось и следа. Комната висела посреди нескончаемого потока душ, которые выли и стенали. Но сколь бы жалобными ни были их крики, в самом низу их ждал бесконечно огромный котёл, где уже варились подобные им.

Теперь дорогой паркет в комнате не выглядел таким дорогим и надёжным. Скорее он напоминал старые, высушенные временем доски, между которыми пробивались алые лучи света.

— Мне туда? Если да, то зачем было устраивать всё это?

— Однажды. — продолжал тянуть лыбу отец. — Но не сегодня, маленький бес. У тебя сегодня праздник.

— Нужно задуть свечи?

— Знаешь ли ты, что некоторые демоны имеют собственные имена? — продолжил он, не обращая внимание на мою подколку. — Имя демона — это не то, что ты можешь взять себе самостоятельно. Не то, что тебе могут дать другие. Демоны — это дети преисподней, и если они делают что-то, что заслуживает её внимания, она дарует имя. Твоё достижение… Оно не тянет на что-то великое и вряд ли будет передаваться из уст в уста, но…

Внезапно дверь, что располагалась в последней оставшейся стене, распахнулась, и в зал кубарем влетела бесилка.

— У-а-а-а-а! — чертёнок по инерции проскользила по полу, споткнулась, упала на стол, собрала всю скатерть, запуталась сама в себе, попыталась встать, опять поскользнулась, но уже на тарелке, и вновь упала на край стола. Его перевесило и перевернуло. Вся посуда со звоном посыпалась на пол.

— Посмотри на неё. — Теперь слово взяла мать. Может, мне показалось, но она с каким-то восхищением смотрела на то, как сейчас эта дурында барахтается на полу, запутавшись в скатерти. — Низший демон, чья обязанность — жрать, срать и умереть, когда придёт время. Однако… — Женщина подняла бесилку за рог, сдёрнула с неё скатерть и отпустила. Чертёнок моментально метнулся в мою сторону и, встав передо мной, стала угрожающе шипеть на окружающих, пытаясь растопырить обрубки своих рук. — Я видела, как она тосковала, видела желание принести себя в жертву на благо кому-то другому и, хах, видела, как она лила слёзы! Слёзы! — повторила она. — А ведь у них даже слёзных желёз нет! Это ли не чудо⁈

Монстр, который выглядел как моя мать, сделала шаг вперёд и протянула руку, видимо, желая погладить бесилку по голове.

— Хщ-щ-щ-щ-щ! — отреагировал чертёнок и стал пятиться, толкая меня назад и не давая к нам приблизиться. При этом она продолжала вертеть головой и переключаться взглядом между отцом, сестрой и матерью, стараясь контролировать обстановку.

Женщина секунду стояла с протянутой рукой, а затем всё же опустила её и, улыбнувшись тёплой материнской улыбкой, обратилась ко мне.

— Что ж, думаю, наше знакомство затянулось. — Она медленно закрыла и так же медленно открыла глаза, которые теперь мало чем напоминали человеческие. Абсолютно чёрные белки с полыхающими пламенем зрачками. — Я дарую тебе имя, мой маленький бес. Это величайший дар, который я могу дать тебе как твоя мать. Носи его с гордостью, и, может быть, однажды оно будет на устах всей преисподней.

—