Таким образом, в постсоветском российском контексте концепция нового мирового порядка приобрела исключительно антизападный, антиамериканский характер и в таком виде была воспринята многими последующими авторами теорий заговора[269]. Утрата статуса сверхдержавы и военные конфликты, в которых важную роль играли США (на Балканах, в Кувейте, в Грузии), также воспринимались как следствие антироссийского заговора[270]. Мир, в котором существует один гегемон, вызывал ужас и ненависть российских националистов. Сергей Бабурин, один из парламентских лидеров националистической партии РОС (Российский общенациональный союз), в 1990-е гг. заявлял, используя дугинскую терминологию: «Мы видим, что все мондиалистские проекты имеют на себе явный отпечаток того политического, правового и государственного режима, который так радеет о наступлении этого пресловутого “Порядка”. Отсюда напрашивается вывод: после крушения биполярного мира именно США стремятся стать единственным планетарным диктатором, стремятся стать единственным арбитром в международных вопросах. Нужно ли это всем народам мира? Отнюдь не уверен. Более того, от установления такой планетарной диктатуры проиграют в конце концов сами США. Не могут не проиграть…»[271]

Занятно, что спустя 15 лет после этого интервью похожие мысли с критикой гегемонии в международных отношениях были высказаны Владимиром Путиным. Это показывает, какое значение приобрел антиамериканизм в российской политической идеологии: «Это один центр власти, один центр силы, один центр принятия решения. Это мир одного хозяина, одного суверена. И это в конечном итоге губительно не только для всех, кто находится в рамках этой системы, но и для самого суверена, потому что разрушает его изнутри. И это ничего общего не имеет, конечно, с демократией»[272].

Именно такие повороты политической риторики российского руководства дают основания полагать, что у Дугина есть тесные связи с Кремлем. Однако доподлинно неизвестно, насколько близко он знаком и знаком ли вообще с российским политическим руководством. Джон Данлоп[273] и Чарльз Кловер[274] полагают, что в начала 2000-х Павловский помог Дугину получить доступ к Администрации Президента. В 2001 г. Дугин основал политическое движение «Евразия», в руководящем совете которого было много известных политиков, ученых и медиаперсон[275]. В 2008 г. он получил пост руководителя Центра консервативных исследований, а в 2009-м стал заведующим кафедрой социологии международных отношений МГУ[276]. Это подчеркнуло его идейное влияние и неформальные связи и стало кульминацией карьеры ученого. Но из-за критики политики Путина на Донбассе Дугин лишился этой должности[277], однако в 2016 г. продолжил участвовать в международной политике, якобы помогая разрешить кризис в отношениях России и Турции[278].

Влияние Дугина на медиа также довольно заметно: его приглашали в телевизионные программы, он активно участвовал в политической жизни, и это помогло его идеям проникнуть в политический мейнстрим. Журналист Кловер утверждает, что в начале 2000-х гг. Дугину помог пробиться на федеральные телеканалы известный в прошлом телеведущий, а ныне вице-президент «Роснефти» по связям с общественностью Михаил Леонтьев[279]. Яркие леонтьевские «пятиминутки ненависти» под названием «Однако» стали отличной площадкой для продвижения дугинской конспирологии в массы. Постепенно голос Дугина заглушил голоса других спикеров более либерального толка, что было выгодно Леонтьеву, также вступившему в движение «Евразия».

Самая известная из дугинских работ «Основы геополитики» – при том что он активно продвигал свои воззрения через многочисленные медиа – оказала заметное влияние на развитие российской конспирологической культуры. Идея о заговоре Запада, интерпретированная через дискурс геополитики, а также попытки подвести под нее научную базу помогли Дугину занять центральное место в пантеоне теоретиков конспирологии. Однако, как бы парадоксально это ни звучало, достичь такого положения он сумел благодаря трансферу теорий заговора из Европы и США, адаптировав их под российский политический контекст. Но на этом рынке идей Дугин оказался не одинок.

Обращение лояльных власти публичных интеллектуалов к историческому прошлому России – обычное дело. «Историческая политика» давно стала частью инструментария восточноевропейских политических режимов, помогая им обрести дополнительную политическую легитимность и общественную поддержку[280]. В России на этом поприще особенно активно выступает Наталия Нарочницкая – политик, общественный деятель и частый гость теле- и радиопрограмм, рассуждающая с консервативных позиций о прошлом России, подвигах российской армии и роли православного христианства. Что беспокоит Нарочницкую, так это контраст между трагичными, но славными событиями прошлого, и тусклым, почти ничем не примечательным настоящим[281].