– Я перед выходом из дома был в душе. После этого в туалет не ходил. Да и ты тоже, наверняка, перед выходом намылась, надушилась, – киваю, скользя щекой по его щеке. – Тогда в душ – после. Возможно, вместе.

И он без предупреждения подхватывает меня на руки. Только сейчас меня несут не в операционную. Хотя, судя по тому, как судорожно у меня поджимаются от всего происходящего пальцы…

***

Спальня светлая. Но с вкраплениями того же темно-графитового. Это то малое, что я успеваю заметить, перед тем, как Вадим опускает меня на кровать. Платье задирается. Вадим в одно движение через голову стаскивает рубашку.

Нет-нет, тогда, на турбазе, я сказала чисто из вредности, что спина лучше. Вид спереди зашкаливает своей… я не знаю, чем. Мужественностью? Брутальностью?

Широченные плечи, по впадинке между мощных грудных мышц сбегает тонкая полоска светло-русых волос. У меня не было никогда таких мужчин, как Вадим. Таких больших. Таких… черт с ним, пусть будет, брутальных. Хотя… у брутальных мужиков бывает бритый пах?

Мысль о бритом пахе Вадима заставлять меня подкинуться на месте. Или это от того, что руки ложатся мне на бедра.

А потом его руки оказываются везде. Как он избавляется от моего платья – этот момент выпадает у меня из головы. Просто р-р-р-р-раз – и я уже в одном белье. Да, комплект. Да, специально для таких случаев.

Вадим оценил. Он заваливается на пятки и медленно проходится по мне взглядом – так, что я его чувствую. Я впервые в жизни чувствую взгляд мужчины на своем теле – так, будто это его руки. И реакцию собственного тела на этот взгляд – как начинает царапать затвердевшие соски кружево бюстгальтера, как набегает влажная тяжесть на другое кружево, которое снизу, как дрожат бедра.

Я впервые в жизни завожусь так быстро. Так стремительно даже. И неконтролируемо. По крайней мере, я не чувствую уже, что могу остановить это. Я не хочу останавливаться.

Пальцы Вадима ложатся на мою щиколотку, гладят. Меня накрывает флэшбеком – как он так же гладил мою ногу у меня в кабинете. Могла ли я тогда предположить, что через несколько недель окажусь перед ним голая в постели? Ну, почти голая. Рука Вадима обводит косточку, ныряет под свод стопы. Я не боюсь щекотки, но от этого касания меня снизу вверх окатывает горячим гейзером мурашек.

– Десерт отменный, – голос Вадима звучит низко и гортанно. – Приступим.

Я смотрю, как он наклоняется ко мне, в его глаза, в которых, вместо декабрьского Норильска плещется жаркое тропическое лето, и в голове у меня беснуется только одна мысль: «Что такое для Вадима хорошее поведение, и как его заслужить»?

Глава 6.

Я даже не ожидал, что Ласточка под платюшком окажется такая. Да я пессимист, оказывается. Все там соответствует масштабам. И под мои руки прямо как по заказу.

Мы пиз*ец какие шумные. Инна ахает, охает и что-то еще делает горлом. Я вообще дышу как кабан на гоне, еще чуть-чуть – и хрюкать начну от возбуждения. Ну а чего она? Так льнет, так ластится, так реагирует!

Я отстраняюсь, чтобы оглядеть. Лучше бы не делал! Я, оказывается, успел с того раза, когда она везла меня домой, конкретно завестись. В башке, естественно, не членом. С заведенным членом неделю не походишь, а вот с фантазиями в голове – запросто. Настроился на долгую осаду, что ли? И оказался не готов к тому, как Ласточка вдруг капитулирует. Оказался не готов к пьяному взгляду из длиннющих ресниц, от того, как быстро реагирует ее тело на мои прикосновения, как реагирует мое тело на ее запах.

Феромоны у нее бомбические Чет прям срывает крышечку. И, одновременно, привычный сценарий – взять свое, а потом уж, если не получится вместе, позаботиться о даме – дает трещину.

Давай, Ласточка. Покажи мне путь в свою прекрасную страну.

Я наклоняюсь, подвожу одну ладонь под ее поясницу. Я бы уже и рад ей выдать авансом за хорошее поведение, но пальцы – это моя сильная сторона объективно. Первый раз лучше пальцами, получится гарантированно. Инна послушно прогибается мне навстречу, тянется. Мы соприкасаемся губами, и я глотаю ее потрясенное «А-а-а-а-ах-х-х-х…», когда кладу пальцы между ее бедер. Они тут же дергаются, раскрываясь сильнее.

Вот так, вот умница. Это я называю «хорошее поведение».

Ласточка ведет себя идеально. Стонет, ахает, кусает губы, ерзает. В общем, всячески подсказывает, как и где ей больше всего нравится. Но ошибиться и так невозможно. Нам нравится одно и то же. И я с кайфом глотаю ее охи и стоны, пока мои пальцы гладят, раздвигают, трут и перебирают сокровища ее волшебной эльфийской страны.

Странная чушь лезет в голову. Вещи надо называть своими именами. Но меня по-прежнему ведет в сторону всякой чуши. Потому что от ее стонов мне в губы все внутри гудит и вибрирует. Потому что у нее не только щеки розовые, но и грудь тоже. И совершенно провалившийся внутрь, в себя, в ощущения, взгляд.

Пора.

Я не знаю, как мужики промахиваются. Там же невозможно промахнуться. Может, потому, что на каком-то корпоративе Буров всем заинтересованным целую схему нарисовал, со стрелочками. А мы шефу доверять привыкли. А, может, потому, что мимо это гладкой нежной точки на женском теле невозможно промахнуться – если эта точка уже не точка, а прямо сама просится под твой палец.

Давай, Ласточка, взлетай.

Всхлипы, охи, дорожки слез по щекам. Даже вот так? Ты меня доканаешь. Я едва сдерживаюсь, пока жду, когда хоть немного утихнет дрожь ее тела. А потом – все в спринтерском режиме. Презерватив, ее бедра в стороны, рывок.

Кайф.

Узко, туго, горячо. Еще остаточно пульсирует оргазмом. Замираю на секунду, ловлю ее взгляд: «Все нормально? Комфортно, не больно?». Первый раз – это всегда про границы. Взгляд у Инны все такой же «не здесь», еще внутри, в ощущениях. Но она вдруг поднимает руку и гладит меня по щеке. От этого простого жеста срывает. Вот прямо совсем.

Но я все же начинаю двигаться осторожно, проверяя границы – мы физически с Инной очень разные габаритами. А их нет. Нет никаких границ. Она пропускает меня везде. И я срываюсь окончательно в перфоратор в ударном режиме.

Так даже стадо кабанов на гоне не дышит. Инна подпевает мне охами и всхлипами, периодически кусая в плечо. Ух ты. Понимаю,