Булат мягко усмехается.

– Нормально. Привыкнешь. Панцирь новый отрастет, еще лучше прежнего.

Аля на моих руках издает возмущенный вопль. Пуговица никак не поддается. Я чмокаю в теплую вкусную макушку. У меня теперь своя такая же сладкая девочка есть.

– Хорошо, что у нас дочери. Дружить будут.

– Можно подумать, если бы пацан был – не дружили бы.

– Зная твои гены, представляю, что это была бы за дружба.

– Назло тебе рожу сына.

– Или я.

***

Заспанная Лиза ворчит на принесенное: цветы, шампанское, конфеты.

– Дурак. Зачем? Как неродной.

– Рефлекс.

– У вас, мужиков, все на рефлексах.

Идем по отделению. Я, и в самом деле, сейчас как неродной здесь, в своей родной клинике. Все привычное, и, одновременно, все новое. Новый неизведанный мир, где у меня есть дочь.

Лиза аккуратно открывает дверь.

– Все сам знаешь?

– Все сам знаю.

Одноместная палата повышенной комфортности. Полумрак. Кровать, рядом детская кроватка.

Они уже спят, обе. От Инны торчит из-под одеяла только темноволосая макушка. Умаялась, бедняжка моя.

Подхожу к кроватке. Розовый кулек спит, света с улицы не хватает, чтобы что-то большее разглядеть. Говорят, ты блондинка, дочь моя. Вся в отца.

Ничего не могу с собой поделать, до зуда в пальцах хочется. Аккуратно беру малышку на руки.

– Ну, здравствуй, Лидия Вадимовна.

Прости, что я не сдюжил и не встретил. Дочь на мои сопливые откровения не реагирует. Зато просыпается Инна.

– Вот прямо сразу по имени-отчеству? – голос Ласточки чуть хриплый спросонья.

Я подхожу, сажусь прямо на пол, между кроватью и детской кроваткой.

– Лизавета Михайловна сказала, что это самый серьезный младенец, которого она видела.

Дотягиваюсь, чтобы поцеловать жену благодарным поцелуем.

– Красивая, правда? – бормочет Инна.

– Очень. Вся в тебя.

– Она беленькая.

– Все остальное в тебя.

Ласточка моя скоро снова засыпает. Лидия Вадимовна на моих руках и не думала просыпаться, больно много чести, батя никуда не денется.

А я еще долго так сижу, в тишине слушая дыхание самых дорогих мне людей, и чувствуя, как отрастает новая, платиновая броня.

Я ничего больше не боюсь.

Я счастлив.