— Вы меня слышите? Ей просто хочется внимания, — взывала ко мне мадам Ма. — И вы такой же. Никогда никого не слушаете.

Улыбчивая уступчивость и деликатность, столь необходимые управляющему гостиницей, не были мне присущи, и я с трудом приобретал эти качества, однако терпение приносит свои плоды: в пятьдесят лет на далеких островах, где все было чуждо, а книг не существовало вовсе, я приобретал новые навыки. Я немолод, но старался быть внимательнее. Здесь я не мог быть прежним бескомпромиссным писателем, вообще не мог писать, зато учился быть частью социума, частью команды. Обезьяна должна хорошо играть свою роль.

— Я совершенно с вами согласен, мадам Ма, потому и промолчал, — сказал я, с трудом удерживая поднос, нагруженный грязной посудой.

— Ваша дочь следит, как я ем. Это невыносимо.

Роз прокралась на веранду и теперь стояла, склонив голову набок, воспроизводя позу мадам Ма, словно таким образом пыталась понять, что происходит в ее плече.

— Ждет, не оставлю ли я ей мороженое.

Держа шею очень прямо, не шевеля «онемевшим» плечом, Роз замотала головой, с самым серьезным выражением лица отвергая это обвинение.

— Но ей ничего не достанется.

Мадам Ма доела мороженое, демонстративно облизала ложечку резиновым языком и бросила торжествующий взгляд на Роз. Роз наконец вернула голову в нормальное положение, и вид у нее был разочарованный.

У Роз была большая голова — она могла носить мою панаму, но тельце для ее пяти лет — маленькое. Большинство гостей ее попросту не замечало, и недобрая пристальность мадам Ма задевала меня, однако, если б не Роз, я бы никогда не понял, что за женщина эта мадам. Благодаря Роз характер мадам Ма выступал рельефно и выпукло, как бросается в глаза зловещее оружие, положенное рядом со знакомым предметом.

Посторонние люди делают родителям замечания в самодовольной уверенности, будто лучше родителей знают их ребенка. Гости сообщали мне, что Роз ест чересчур поспешно, ест чересчур мало, ест хлопья вместо овощей, что мы пускаем ее бегать босиком, а надо обуть, что девочка вмешивается в разговоры старших. Но я прекрасно знал это и знал кое-что поважнее: Роз все запоминает, она чрезвычайно восприимчива и торопится взрослеть, она умнее своей матери и из-за этого порой сердится на нее. «Почему у цыплят ноги чешуйчатые? — кричала она, хватая Милочку обеими руками за лицо и поворачивая к себе. — Почему?!» А потом во всеуслышание повторяла и этот вопрос, и мой ответ: «Потому что когда-то они были рептилиями, как чешуйчатые змеи».

Я не понимал, почему Роз, как завороженная, следит за трапезами мадам Ма. Почему малышка моя стоит и молча таращится на старуху? Роз доверительно сообщила мне: «У нее зубы ненастоящие». Вот на что она смотрела: на зубы. Она неотрывно наблюдала, как тщательно и добросовестно жует мадам Ма, как неуклюже, но сокрушительно движутся зубцы этого старого механизма, и втайне надеялась: вдруг удастся поймать момент, когда механизм даст сбой, когда искусственные зубы застрянут в пище или вовсе вывалятся из десен. Было весьма вероятно, что старая брюзга в один прекрасный день останется без зубов, и эта мысль приводила Роз в восторг.

— Сегодня я буду плохой девочкой, — заявила мадам Ма, поднося к глазам десертное меню. Чип и Амо сидели от нее по правую и левую руку.

Чип улыбнулся, будто имел дело с ребенком, Амо пригрозил:

— А что делают с плохими девочками?

— Я буду грешить напропалую, — не унималась мадам Ма.

— Плохих девочек шлепают, — сказал Амо — широкоплечий, с аккуратно подстриженными усиками и ежиком волос на голове. На шее на золотой цепочке висел медальон. Хотел бы я знать, чей портрет он в нем хранил.

— Делов-то, — откликнулся Чип и тут заметил, что Роз таращится на них. Он скорчил ей страшную гримасу, оттопырив щеки и выпучив глаза.

Мадам Ма играла со стеклянными бусинами своего ожерелья, слегка оттягивая его от шеи. Мадам Ма гордилась своей грудью, своими ногами, своим телом. «Неплохо для старушки», — говаривала она. Играя с бусинами, она прикрывала морщинистую шею, чтобы та не портила впечатление от ее ног. Мадам носила чересчур короткие юбки, а вырез ее платья доходил до того места, где раздваивалась веснушчатая грудь. Положив меню и выпустив наконец из рук ожерелье, она ухватила правой рукой руку Амо, а левой Чипа и кокетливо, по-девичьи, вздохнула.

— Отведаю-ка я шоколадное жале, — решила она.

— Не «жале», а «желе», — поправила ее Роз. — Кого оно жалеет?

Милочка подошла к Роз и собиралась увести ее из обеденного зала, но Роз, сжимая руку матери, почувствовала себя увереннее.

— Ведь правда, мамочка? «Желе», а не «жале».

Высоко подняв руки сына и Амо — так дети играют на спортплощадке, — мадам Ма грозно вопросила:

— Что здесь делает ребенок? Разве правилами гостиницы это не запрещается?

— Она просто играет, — заступилась Милочка.

— Пусть с куклой своей играет.

— Это не кукла, — огрызнулась Роз. — Это «Экшнмен».

— Мама, не трогай ее, — заступился Чип. — Она дурачится, только и всего.

— Она расстраивает твою матерь, — строго сказал Амо.

— Очередная сцена! — вздохнул Чип.

— Он сказал «матерь»! — в восторге завизжала Роз.

— Вот видишь, Амо? Меня оскорбляют, а Чипу все равно, — вздохнула мадам Ма. — Эти склонности нужно искоренять радикало.

— Ради кала! — зашлась в смехе Роз.

— Убери отсюда своего щенка! — потребовал Амо.

— Щенок — это сын собаки, — уточнила Роз.

— А ну пошла отсюда.

— «Ну» лошадям говорят, — отбивалась Роз.

— Я тебе задницу надеру!

— Плохое слово, плохое слово! — завопила Роз, притворяясь, будто Амо шокировал ее. — Он сказал «задница»!

Милочка потащила ее прочь, Роз скребла ногами по камышовым коврикам на полу ресторана, изогнувшись, не сводя глаз с мадам Ма, и та, прищурившись, столь же пристально смотрела ей вслед.

— Я вам кое-что принес, — сказал Амо, обращаясь к мадам Ма. — Это сюрприз.

— Обожаю сюрпризы!

Вызывающе поглядывая на Роз, мадам Ма взяла коробочку в яркой обертке, развязала серебряную ленточку, сорвала наклейку, медленно, дразня девочку, развернула пеструю бумагу, подержала в руках красную бархатную коробочку, приподняла, чтобы все могли ею полюбоваться, хищно следя за реакцией Роз.

— Неужели бусы? Какое очарование! — замурлыкала она, подняв наконец крышку. — Гагаты! Обожаю! Я надену их прямо сейчас!

Каждое ее слово адресовалось непосредственно Роз. Девочка печально следила, как Амо неуклюже застегивает замочек бус на шее старухи, а Чип тупо наблюдал за ним.

— Я тоже хочу бусы! — закричала Роз, когда ожерелье сомкнулось на горле мадам Ма. — Папа мне купит.