Глаза у Лидии Павловны потемнели — было видно, что ей жаль племянницу, но долг не позволял проявлять снисходительность.

— История интересная, но неубедительная. Ты хотя бы понимаешь, что после всего случившегося я обязана отчислить вас из санатория?

— Но тетя Лида…

— Плакать поздно. Вы с Канарейкиной регулярно нарушаете дисциплину, подаете дурной пример другим девочкам и мальчикам. В такой ситуации — наказание неизбежно. Сейчас я позвоню вашим родителям и…

— Подождите! — воскликнула Оля, к которой наконец–то вернулся дар речи. — Пожалуйста, сначала позвоните Соколову. Я нашла самозванца, имеющего адрес тети Иры. Пусть он все узнает, а потом уже вы нас наказывайте.

— Соколов? — уточнила Лидия Павловна. — Я слышала, что до войны дача принадлежала летчику Соколову, но он давно умер, погиб на фронте. Откуда у тебя его телефон?

— Нет, это не Петр Соколов, а его сын, он заснят на фото вместе со своим отцом — военным летчиком. Николай Петрович оставил нам свой номер. Ему надо срочно позвонить, так как мы нашли человека, знающего о судьбе его тетушки. Этот дяденька, о котором говорила Катя, — самозванец, но он как–то связан с американской родственницей Николая Петровича. — Оля вытащила из кармана визитную карточку, протянула ее Лидии Павловне и, заметив нерешительность в глазах врача, добавила: — Соколов очень просил нас о звонке — ведь для него это единственная возможность отыскать свою тетю.

Лидия Павловна не сразу поняла, о чем шла речь в сбивчивом рассказе девочек, но потом сообразила, что за детской шалостью стоит нечто более серьезное. На самом деле ей очень не хотелось строго наказывать подружек, поэтому в душе она даже обрадовалась, что у Катюши и ее приятельницы появился шанс оправдаться. Еще минут двадцать занял «допрос», в результате которого главврач наконец–то поняла, в какую историю попала ее племянница. Отмахиваться от полученной информации Лидия Павловна не стала, внимательно выслушав своих набедокуривших подопечных, она набрала номер Соколова и передала трубку Оле.

— У тебя есть возможность рассказать Николаю Петровичу о самозванце. Позже мы снова вернемся к вопросу о дисциплине.

— Меня сейчас нет дома, — проговорили на другом конце провода. — Это автоответчик. Оставьте свое сообщение после гудка.

— Здравствуйте, это Оля из санатория, — горячо заговорила девочка, досадуя на то, что не застала Соколова. — Приезжайте! Мы нашли того человека. Он работает на почте в Сосновке. Его зовут…

Оля растерянно замолчала, только теперь сообразив, что не знает имени подозрительного почтальона.

— Николай Петрович Зябликов, — подсказала ей Лидия Павловна, а потом сама взяла трубку. — С вами говорит главный врач санатория. Мы будем рады помочь вам, если такая помощь потребуется. Ждем вас у себя. Приезжайте побыстрее. Этот почтальон скользкий тип и может улизнуть, если что–то почувствует.

Закончив разговор, Лидия Павловна перевела взгляд на притихших девочек.

— С вами я еще не закончила. Отложим наш разговор на несколько дней, пока не прояснится ситуация. Будем считать, что это испытательный срок. Малейшее нарушение дисциплины — и вы сразу же пакуете чемоданы. Больше поблажек не будет. Идите.

Еще не веря своему счастью, девочки бочком двинулись к выходу. Их провожали строгие взгляды главврача и нянечки:

— Вот видишь, все обошлось благополучно, — успокаивала Оля подружку, когда они вышли из кабинета.

— Нас все равно выгонят. Ведь даже сам Соколов не верит в существование фотографии. А если тетя Лида узнает, что ты ходила на почту…

— Не узнает. Я держу ситуацию под контролем.

Николай Зябликов умел чувствовать опасность. Он буквально ощущал ее в воздухе, и это позволяло ему почти всегда уходить от неприятностей. Проводив Олю, которая принесла ему столь радостную весть, он внезапно почувствовал напряжение, пришедшее на смену приподнятому настроению. Воздух звенел, предупреждая его:

«Жди беды, жди беды…» Вспоминая обстоятельства своей случайной встречи с девчонкой, Зябликов все больше мрачнел. Пришедшая на почту Оля якобы собиралась купить открытку, но почему–то так этого и не сделала. Возможно, просто забыла, но, может быть, неожиданный визит девочки являлся частью коварного плана, направленного против самого почтальона. Отложив неразобранную корреспонденцию, Зябликов решительно вышел из почтового отделения и направился на разведку, чтобы выяснить, насколько плохи его дела.

Почтальона в Сосновке недолюбливали, друзей у него не было, но болтливые кумушки, которым он приносил газеты и редкие письма, оказались отличными информаторами. Вскоре Николаю удалось точно выяснить, что за прошедшую неделю никого из санаторных детей не увозили на «Скорой» в больницу. А потом, подкравшись к санаторию, он увидел и саму Катю, выходившую вместе с Олей из кабинета Лидий Павловны. Вид у девочки был совершенно здоровый. Почтальон хорошо знал кабинет главного врача, так как именно туда он носил санаторную почту. То, что девчонки разговаривали с начальством, также показалось ему странным — в обычной ситуации ребятишки в кабинет главврача не заглядывали.

«Что–то они затеяли, — подумал Зябликов. — Ясно, что девчонки все рассказали врачихе, а она человек принципиальный и обязательно примет меры».

Вернувшись на почту, Николай вновь занялся сортировкой газет, но делал это машинально, не думая о работе. Мысли его были совсем о другом. Повертев в руках письмо, адресованное Пелагее Гавриловне Ивановой, почтальон положил его в сумку, собираясь отнести пенсионерке. Вид пришедшего издалека конверта вновь напомнил ему о злополучной авантюре с заокеанской «родственницей». Пожалуй, даже если девчонка не была ни в чем замешана и действительно принесла бы фотографию, ему все же не стоило отправлять снимок тетке — в любом случае он бы вряд ли сумел убедительно доказать свое родство с Петром Соколовым. Сердце подсказывало Николаю, что затея с получением наследства от американской тетушки потерпела сокрушительный провал и вместо наследства он может снова оказаться за решеткой по статье за мошенничество.

Однако Зябликов зашел слишком далеко, и просто так отсидеться у себя на почте он уже не мог. Он понимал, что если переписка прервется, старуха предпримет какие–нибудь меры, чтобы разыскать вновь исчезнувшего «племянника», и тогда незадачливому наследнику, скорее всего, придется иметь дело с людьми в милицейской форме.

— Надо линять отсюда, — вслух выразил почтальон пришедшую на ум мысль. — И поскорее.

В коридоре раздались чьи–то уверенные и быстрые шаги. Сердце его учащенно забилось. Неужели за ним уже пришли?! Зябликов метнулся к окну…

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — обреченно откликнулся почтальон, с испугом глядя на высокого, очень хорошо одетого мужчину лет сорока, который вполне мог оказаться следователем прокуратуры.

— Я бы хотел приобрести у вас конверты.