— Знаешь, а нормальные парни на первое свидание ведут в кино там или ресторан. Я бы не отказалась от пиццы.

— Ну а кто сказал, что я нормальный? Будет тебе пицца и даже кино. Только…

Он не договорил, замолчал на середине фразы и застыл, словно скованный смертельным холодом. Сначала мне показалось, что Игнат увидел на том берегу нечто, что заставило его испугаться, да только взгляд не выражал ничего, кроме пустоты. А затем я вновь заглянула в глаза, которые потемнели. В небесной синеве его глаз появились тучи, засверкали грозы.

Я как обычно тормозила до последнего и поняла всё слишком поздно.

— Ты!

— Я, — согласился тот, кто говорил голосом Игната, смотрел его глазами, дышал его воздухом. — Здравствуй, моя королева.

— Уходи, убирайся прочь. — Я отступила так близко к обрыву, что ещё секунда, и рухнула бы с него, но удержала себя на краю. — Отпусти Игната!

Я не могла даже применить магию, потому что любое атакующее заклинание настигло бы не Александра, но Игната. Колдун понимал это, а потому надвигался медленно и неотвратимо.

— Ника, ну почему ты сопротивляешься? — ворковал он чужими губами. — Твоя судьба предопределена, нам править вдвоем, нам творить будущее, нас вести за собой нежить. Этот мальчишка — бездарный сосуд, но если тебя устраивает его тело, то я готов всю жизнь проходить в нем.

Его руки схватили мои запястья и вывернули их, завели за спину, притянули меня к телу. Александр улыбался губами Игната, но взгляд его оставался черен и холоден как самая темная ночь.

В этой бездне мне погибать.

— Не отказывай мне, — промурлыкал Александр, притягивая мой подбородок к себе, касаясь моих губ.

«Это Игнат, это всё ещё Игнат», — твердила я себе, но на поцелуй не отвечала. Пальцы сжала до онемения, вся превратилась в клубок из нервов и отчаяния. Но когда он попытался провести языком по моим губам, я отвесила ему пощечину. Совсем рехнулся, блин!

— Что ж… — сказал Александр, на щеке которого разгорался алым цветом след от пятерни.

В следующую секунду Игнат скрючился от боли. Он застонал сквозь сведенные зубы, после рухнул на снег и захрипел… Я кинулась к нему, но взгляд Игната затуманился. Он не слышал и не видел меня. Не ощущал ничего, кроме опустошающей боли. Это было невыносимо. Я видела, как нечто перекатывается в нем, проступает сквозь вены, терзает внутренности, но не могла ничем ему помочь.

Нет, могла, но до последнего трусила.

— Отпусти его, пожалуйста, — прошептала не своим голосом. — Я… я…

И когда страшное слово — «согласна» — почти сорвалось с губ, колдун пророкотал:

— Сегодня я покину тебя, но времени на раздумья не осталось.

Сказав это, Игнат упал затылком в снег. Веки его были закрыты, тень от ресниц падала на бледные щеки. Я подхватила бездыханное тело и через белоснежную пустыню, через молчаливое кладбище, через леса дотащила его до машины, где впихнула на заднее сидение. Он насквозь вымок. Снег забрался под куртку. Заболеет же! Как врубить печку?! Уж молчу о том, как завести эту тарантайку и поехать куда подальше?

Мысли роились в голове, недобрые, опасные, а Игнат окончательно слился тоном кожи со снегами. Чистый мертвец, хоть сейчас закапывай.

— Да что ж такое… — бубнила я, шаря в его карманах.

Брелок от машины со связкой ключей на нем обнаружился после долгих и ну очень эротичных, хоть и неспециальных ощупываний. Я заглянула под руль и стала примерять к замочной скважине один ключ за другим. Разумеется, никакой не подошел.

Ко всему прочему метель, которой не было каких-то десять минут назад, разрасталась. Окна замело белым, колючие ветра рвались в салон, но разбивались о стекла.

Всё, мы замерзнем насмерть. Моя магия не способна побороть стихию. Собравшись с последними силами, я поставила вокруг машины защитный купол, чтобы не пропускать в щели ветра и снега, но купол не был способен сберечь от холода.

Озябшие пальцы по второму разу начали терзать замочную скважину. Есть! Щелчок — это добрый знак, не так ли? Впрочем, сколько я ни проворачивала ключ, кроме старческого пыхтения, автомобиль не издал ни звука.

Кажется, он тоже решил окочуриться на безлюдной трассе.

— Поверни ключ и надави на левую педаль, — слабо подал голос с заднего сидения Игнат.

— Хвала небесам! Очнулся?!

Я повернулась к нему. Глаза пустые, но его, небесные, без гроз и помутнений.

Либо это добрый знак, либо к рассвету я его закопаю.

Машинка более-менее прогрелась, когда Игнат, ухватившись за сидение, поднялся и потряс головой. Я просила его лежать, но он вылез из машины, перебрался на водительское кресло и поехал, медленно, осторожно, неровно, едва удерживая внимание за дорогой.

— Если отключусь — бей по лицу, — сказал он.

Я хихикнула, но по взгляду поняла: не шутит. Таким сосредоточенным он никогда ещё не был. Костяшки пальцев с такой силой сжимали руль, что побелели.

— Если отключишься — я отключусь за компанию, — клятвенно пообещала я.

Стемнело резко, точно на небеса набросили непроницаемое покрывало. Метель стучалась в стекла, дворники едва справлялись с непогодой. Но мы добрались до академии и даже не свернули ни в какую канаву.

Чудеса!

Припарковав автомобиль сразу на два места, Игнат в прямом смысле слова выпал наружу и, стоя на коленях, обхватил виски пальцами. Было видно, что силы его иссякли, и теперь он в лучшем случае вернется на заднее сидение, где и уснет, а в худшем все-таки окочурится на радость младшим курсам (будет, на ком ставить опыты).

— Всё, дальше я сам, — мотнул Игнат головой. — Извини, что так вышло… испортил тебе вечер. Обещаю сегодня же придумать, что делать с Александром. Больше он меня… тебя не потревожит, клянусь.

— Нет уж, герой-любовник, я доведу тебя до спальни.

— Миронова, я как-то доехал до академии, значит дойти смогу. Логично, не?

Игнат поднял на меня взгляд, полный пренебрежения и насмешки, да только я не поверила в этот дешевый спектакль.

— Да мне плевать на твою логику, идем.

Я подхватила его и потянула за собой, всё сильнее проклиная затейника-Александра с его фокусами. Королевой стать требует, ага, сейчас, губу раскатал. Был бы нормальный мужик, не поступал бы как последняя сволочь. Ему-то хорошо в гробу дрыхнуть и ждать, когда же дама сердца даст согласие.

Нет уж, я если и соглашусь, то исключительно чтобы отравить ему всё существование своей гадкой натурой.

Каждый шаг давался Игнату с невероятной тяжестью. Он не подавал виду, но дыхание участилось. Мокрая насквозь одежда потяжелела, казалось, килограмм на сто.

Кстати говоря, помощи никто из встретившихся академистов не предложил. Теперь, кроме Александра, я осыпала мысленными проклятиями ещё и здешних студентов.