– М-да, – протянул Андрей. – Сурово. – «Вот бы Вась-Вася таккатапультировать».

– Танька теперь совсем не своя. Ох боюсь, как бы она снова чего не надумала.

– В смысле?

– Или его, жлоба, убьет. Или себя. Так мне и сказала: «Я, Кристина, жить не хочу. Но и он не будет». Ох и ужас!

Кристина продолжала тараторить, не замечая состояния Андрея. Молодой человек насторожил уши, охваченный блестящей, как ему показалось, идеей. Правда, идея оставалась в разряде Голых Идей по январь, когда чаша его терпения переполнилась, и он позвал на подмогу Планшетова. Вместе они наполнили идею содержанием, превратив в по-византийски коварный план, подразумевавший примерно следующее:

Установить, в какой из дней рождественской недели Вадик Рубцов намеревается завалиться в сауну со своей крашеной пассией. О намерениях Рубцова Андрей знал от Кристины. Она же разболтала Андрею, что горемычную Татьяну долго в госпитале держать не станут, не те сейчас времена. Подлатали тебя, скажи спасибо и отваливай. Дай подлататься другому. В особенности, если с деньгами не густо. Да и делать в наших больницах на праздники, по большому счету, нечего. Следовательно, Татьяну ожидала выписка, неумолимая, словно смерть. Принимая на веру слова Кристины, путей у несчастной оставалось три. Либо молча утереться, да ехать в родное село, к папе, маме и дочурке, либо возвращаться в квартиру, которую супруг грозился продать, но навряд ли покамест успел. И начинать войну за место под солнцем. Без денег, друзей и покровителей, то есть без единого шанса на победу. Или, наконец, за камень, и в прорубь.

– Замки маловероятно, чтобы он сменил. Не на полминуты дела. Хотя, если такая гнида ушлая, как Кристина описала…

– Все равно вряд ли. Даже физически тяжело.

– Ну вот и прикинь, – Бандура в упор поглядел на Планшетова. – Молодая баба сидит одна, в пустой квартире, без копейки денег. Дочка с предками в селе. Как-то вырастят, не пропадет. Короче, кругом все празднуют, а она одна одинешенька, в глазах слезы, а на душе пурга.

– Повеситься можно. – Пробрало Планшетова. – После больницы.

– Ну, а я тебе о чем? Первая попытка была неудачная, а со второй больше повезет. Усекаешь?

– Комар носу не подточит. А на кой хрен оно нам надо?

– На тот хрен, чувак, что перед тем, как себя жизни лишить, она в сауну съездит, навестить дорого супруга. С «ТТ» в сумочке. Понял, наконец? Тук-тук. Кто там? Это я, Танька с разбитым сердцем. ПАФ-ПАФ-ПАФ. Каждому урюку по пуле. Вадику, директрисе и Василию Васильевичу, под горячую руку. Вот как. Возвращается домой, и в петлю.

– А кишка у нее не тонка, троих туземцев положить? И потом, откуда у нее пистолет?

– Откуда я знаю?

– Вот. Вопрос.

– От мужа оставался.

– А у него откуда?

– От верблюда, Планшет. Да какая разница? Украл где-то. Спросить-то будет не у кого. Просекаешь тему?

– Положим, чувак, я пистолет достану. Не вопрос. Как я бедную чувиху заставлю?…

– Тьфу! Ты что, дурак? Никого заставлять не придется. Ты вламываешься в баньку и мочишь троих трахнутых клоунов. Потом бегом к Рубцовым, и вешаешь Татьяну в ванной. Что неясно?

– Ого! – Планшетов почесал затылок. – Четыре трупа. Ничего себе приход!

– Какая разница, сколько?! Обманутая баба очумела, взяла у мужа ствол…

– Чего б ей вешаться, если пистолет под рукой?

– Ну, – Бандура пожал плечами. – Откуда мне знать? Но я, честно говоря, не слыхал, чтобы бабы стрелялись…

– Хорошо, чувак, – согласился Планшетов. – Допустим, я мочу козлов в баньке. Потом рулю к Таньке, а она меня не впускает?

– Впустит. Оденешься сантехником. Или Дедом Морозом…

– А если она к предкам в село укатит? Тогда как?

– Тогда подбросишь ствол в квартиру. И пускай живет.

– Как я внутрь попаду?

– Ты же сам хвастался, будто любой замок раз плюнуть.

– Да замок-то не проблема. Следы взлома, чувак! Вот в чем загвоздка. Следы уголовка в момент срисует! И весь план коту под хвост.

– Значит, сначала повесишь Таньку, а уж потом перестреляешь всю кодлу в бане.

Планшетов крепко задумался:

– А если медэксперты вычислят, что баба сначала удавилась, а потом погнала из пистолета палить? С какой точностью они время смерти определить могут?

– Ты у меня спрашиваешь? Уточни, блин. Что, учебник судебной медицины достать не у кого?

– Накручено чересчур. Один прокол – и тю-тю. Знаешь, сколько повсюду глазастых пенсионерок с длинными ушами, чувак?…

– Деньги не малые, так что кумекай сам.

Пока приятели обсуждали детали, день за окнами незаметно обернулся вечером. Бандура отправился варить кофе, когда прозвучал звонок в дверь. Андрей глянул в глазок и сразу же отпер замки. За дверью стояла Кристина.

Секунду оба молчали. Потом Кристина шагнула через порог, и со словами «Андрюшенька, милый» повисла у него на шее.

Планшетова в две секунды спровадили. Впрочем, тот и сам, казалось, был рад убраться восвояси. МНОГО БОЛТАТЬ ОБ УБИЙСТВЕ И СЕРЬЕЗНО ВЗЯТЬСЯ ЗА ДЕЛО – ВЕЩИ АБСОЛЮТНО РАЗНЫЕ.

– Я тебе покушать привезла, – щебетала Кристина, высвобождаясь из объятий Андрея.

– И все?

Кристина замотала головой.

– Нет, не все, Андрюша. Я от него ухожу. – В изумрудных глазах сверкнули слезы. – И остаюсь с тобой. Если не выгонишь…

Андрей крепко обнял ее:

– Как ты могла такое подумать? Но, одно условие. Я тебя никуда больше не отпущу. Никогда.

– Даже на кухню?

– На кухню можно, – подумав, согласился Андрей.

* * *

Переселившись «окончательно и бесповоротно» в крохотную хрущевку Андрея, Кристина взялась переоборудовать откровенно холостяцкую квартиру по своему вкусу и разумению. Она вила гнездышко, и, надо сказать, что, принимая во внимание весьма скудные средства под рукой, выходило весьма неплохо. С мужем Кристина не общалась. Даже по телефону не звонила. Так по крайней мере, она заявила Андрею, когда он поинтересовался, как там поживает Вась-Вась?

– Понятия не имею. – ее глаза были чисты, как вода высокогорного Клухора.[23]– А почему ты спрашиваешь?

Бандура был не в духе и только искал повода для ссоры.

– Да так, просто. Кстати, как ты считаешь? Не тесновато Ваську в трех комнатах? Лишние квадраты не жмут?