При вечернем освещении город вовсе не казался мрачным и темным. Благодаря малоэтажности в нем было много воздуха и неба, и от этого дышалось легко и на душе становилось спокойно, даже безмятежно. Минут через десять Настя уже начала радоваться, что вовремя спохватилась и не отказалась от прогулки.

Ей показалось, или Николай Маратович, держа ее под руку, как-то уж слишком выразительно прижимает ее локоть к своему боку? Наверное, показалось. Просто человек увлекся, обсуждая животрепещущую на сегодняшний день тему: какие причины могли быть для необъяснимого поведения Андрея Кислова.

– …дело не может быть в недоверии режиссеру, сценаристам или продюсерам, – убежденно говорил Латыпов. – Пилотная серия ему понравилась, значит, уровень режиссера и сценариста Кислова устраивал. И вообще, тот случай с фильмом о войне, о котором мы говорили, – не показатель, он говорит только о том, что такое в принципе возможно при высоком уровне популярности автора и его высокой самооценке. Если верить Лесе, с самооценкой у Кислова все нормально, а уж о популярности и вовсе смешно говорить.

– Ему могли предложить больше денег и лучшие условия, – предположила Настя.

– Кто? – взорвался Латыпов. – Кто и что мог ему предложить?

– Я не знаю, вам виднее, – Настя пожала плечами. – Конкуренты. Вы же не единственная продюсерская компания в нашей стране. Вас десятки, даже сотни, наверное. Если книга заинтересовала вас, то почему она не могла заинтересовать еще кого-то?

– Господи, да откуда?! За шесть лет эта дрянная повестушка не попалась на глаза никому, пока я совершенно случайно не увидел ее у соседки по самолету. И что, точно так же случайно и в это же самое время ее нашли в другой компании? Не смешите.

– Смешить не буду, посоветую подумать, могла ли быть утечка от вас. Редактор, сценарист, режиссер, любой другой продюсер, не говоря уж об актерах и съемочной группе, которая работала на пилоте, – кто угодно мог кому угодно сказать, что есть классная основа для сериала и права пока официально свободны.

– Не порите ерунды! – сердито проговорил Латыпов, повысив голос. – Так не бывает и быть не может. Люди не самоубийцы. Отдать на сторону идею или сюжет – значит самому пролететь мимо продукта. Это заработок, это деньги. В нашей среде так не поступают.

Ну вот, устал Николай Маратович держать лицо, слишком долго пришлось быть милым и вежливым, и сквозь маску джентльмена начали посверкивать глаза разъяренного начальника.

– Если повестушка действительно дрянная, то почему вы так за нее ухватились? – с любопытством спросила Настя.

Пока о сомнительных литературных достоинствах книги Кислова говорил только заказчик, Настя пропускала эти слова мимо ушей. Мало ли, какой вкус у Латыпова. Продюсер не изрекает истину в последней инстанции, даже если он самый гениальный продюсер в мире. Но когда ту же самую оценку высказала Эмилия Марковна, Настя призадумалась.

– Там есть сюжетный стержень, на котором можно построить несколько историй и сделать несколько сезонов. И есть морально-этический вопрос, который можно рассматривать под разными углами в разных группах персонажей. Довольны будут и те, кому нужны розовые сопли, и те, кто любит динамизм, тайны и всякие непонятки. Если интересно – могу дать почитать. Удовольствия не получите, конечно, но хотя бы будете понимать, из-за чего весь сыр-бор.

Прочесть повесть Кислова не помешает, тут он прав. Жаль, что у него нет книги с собой, завтра Настя ее в машине и почитала бы, чтобы потом время не тратить. Вряд ли из текста произведения, написанного много лет назад, она узнает, почему автор так поступает сегодня, но, возможно, хоть что-то в его характере и образе мыслей станет чуть более понятным.

⁂

Давно Анастасия Каменская так не смеялась! Хохот душил, на глазах выступили слезы, и она зажимала ладонью рот, изо всех сил стараясь не издать ни звука. Стены в этом маленьком отельчике не бог весть какие толстые, включенный в соседнем номере телевизор слышен вполне отчетливо, и если Латыпов все еще стоит перед дверью ее номера, то…

Это ж надо было до такого додуматься: вернувшись в отель после прогулки, проводить Настю до номера и, многозначительно улыбаясь, спросить:

– Я зайду?

Она не почуяла подвоха и вполне по-деловому поинтересовалась:

– Зачем?

Взгляд Латыпова стал теплым и таким «специальным», что ей мгновенно все стало понятно.

– Мне кажется, нам еще есть о чем поговорить, – негромко произнес он мягким глубоким голосом.

– Завтра у нас будет достаточно времени, – заметила она, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Дорога предстоит долгая.

– Анастасия… – Латыпов сделал выразительную паузу.

– Павловна, – закончила Настя. – Спокойной ночи, Николай Маратович.

Господи, какой примитив! Какая пошлость! Изобразить мужскую заинтересованность и готовность затащить ее в постель, а может, и в самом деле затащить, с одной-единственной целью: сделать ее управляемой и послушной, подконтрольной. Этот человек не выносит, когда не может контролировать то, что для него важно, и готов на любые жертвы и любые глупости, чтобы это исправить. Он искренне убежден, что после интима, даже однократного, женщина начинает считать своего партнера самым близким и вообще единственным и неповторимым, и какие же могут быть секреты от такого человека? Вероятно, по прикидкам Николая Маратовича, победа должна была оказаться легкой. В самом деле: он – красавец лет сорока с небольшим, хорошо одет, располагает средствами, причастен к миру кино, близко общается с известными актерами и режиссерами, а она кто? Серая мышь, тетка под шестьдесят, неудачница, не заработавшая на достойную старость многолетней службой в погонах и вынужденная пахать, находясь на пенсии. Наверняка у такой невзрачной неудачницы мужика не было уже много лет, а возможно, и вовсе никогда. Ну как она сможет устоять при таких-то раскладах? Латыпову, судя по всему, даже в голову не приходит, что упрямая «детективка» (или как еще можно ее назвать, учитывая нынешнюю непонятную моду на феминитивы?) живет в многолетнем очень счастливом браке и ни одной секунды не нуждается в сексе с посторонним малознакомым мужчиной много моложе себя.

Отсмеявшись в кулачок под шум воды в ванной, Настя влезла под душ и принялась прикидывать, не уехать ли ей завтра с утра пораньше на поезде, чтобы избавить себя от нескольких часов в машине наедине с продюсером. Если он не откажется от своей безумной затеи очаровать ее и влюбить в себя, придется прилагать невероятные усилия, чтобы одновременно и отказать ему, и не обидеть, и не нарваться на сарказм: «Да я просто хорошо воспитан и вежлив! Я хотел обсудить дело. А вы что себе вообразили? Ну и самомнение у вас! Кем вы вообще себя считаете? Вы себя в зеркале видели?» Обижать заказчика нельзя, и тем более нельзя портить с ним отношения. Наверное, придется все-таки потерпеть, ибо отъезд на электричке, да еще и без предупреждения, тоже может стать поводом для конфликта.

Она вспомнила, как сегодня днем вышла из типографии и направилась к машине, в которой ждал Латыпов. Продюсер – человек деловой, понятно, что должен постоянно держать руку на пульсе, забот-хлопот по работе у него великое множество, и просто чудо, что удалось выкроить время на поездку в соседнюю область, поэтому Настя не узрела ничего удивительного в том, что Николай Маратович разговаривал по телефону, пока ее не было. Но как разговаривал! Слов, конечно же, не слышно, но артикуляция, мимика и жесты были столь выразительны и активны, что можно, казалось, дословно восстановить весь текст, даже не обладая умением читать по губам. И точно такую же сцену Настя наблюдала, подходя к машине после того, как рассталась с Эмилией Марковной. Поистине, Николай Маратович Латыпов в гневе был страшен, и Татьяна Образцова ничего не преувеличивала, рассказывая о своих впечатлениях, сложившихся за время общения с продюсером.