– А кто в этом виноват? – Мое лицо вспыхнуло, внутри снова вскипела ненависть к нему. – Ты сказал, выходи замуж за незнакомца или живи на улице. Ты не оставил мне иного выбора, кроме как взять ситуацию в свои руки.

– Ты ищешь нового наставника?

– А тебе какое дело, старик? Ты бросил меня умирать.

Я отпрянула назад, у кончика моего носа пронесся ветерок от взмаха макомии. Когда посох раскололся о камень, я вздрогнула и прижалась к противоположной стене в попытке увернуться от наконечника, который отломился и упал. Мы молчали все то время, пока он катился по полу и в конце концов не остановился. Сама я этого не видела, только слышала, потому что сердито смотрела на Джембера, а тот на меня. Ненависть сдавила мне горло, лишив меня голоса… Она заглушила боль, смешанную со страхом и омрачившую мою тоску.

У Джембера болела нога – я знала это наверняка, поскольку он не бросился за мной. Вместо этого он сжимал в руке сломанный посох и наблюдал за моей ненавистью, не давая мне повода усомниться в ней.

Он был поистине бессердечен. Я всегда это знала, а теперь убедилась окончательно. Он лишь пустая оболочка человеческого существа. От этой мысли мне захотелось зарыдать, но я подавила это желание. Он не заслуживал видеть человеческие эмоции, испытываемые в его адрес… Не заслуживал знать, как я хотела – жаждала, – чтобы он тоже что-то почувствовал ко мне. Что-то человеческое, рожденное не из необходимости.

Я поморщилась, однако удара сломанным посохом больше не последовало. Напротив, он бросил его к моим ногам.

– Перестань вести себя как ребенок, Андромеда, – мрачно произнес Джембер. – Ты сама это выбрала. Нечего винить меня в своих никчемных принципах выживания.

С этими словами он развернулся и ушел, оставив меня наедине с тоской и ненавистью, желание разреветься нарастало во мне с каждой секундой.

Я сглотнула слезы, пока они не успели затуманить мой взор, и выбежала из церкви; святые глядели мне вслед с горечью и разочарованием.

Не успела я войти в свою комнату, неся сумку с покупками, как в коридоре послышался торопливый топот, сопровождаемый резким звоном колокольчиков. Я обернулась как раз в тот миг, когда Магнус широко распахнул дверь и встал в проеме.

Его челюсти были плотно сжаты – я видела это по заметно напряженным мышцам, – щеки пылали.

– За что я тебе плачу? – требовательно спросил он. – Какой от тебя толк, если я не знаю, где ты находишься?

Кудрявые волосы на его голове были в беспорядке, длины зелено-голубой рубашки с воротником-стойкой хватало, чтобы скрыть отсутствие на нем брюк. Я быстро отвела взгляд от его голых ног – к Джемберу без штанов я уже привыкла, поскольку наблюдала эту картину с самого детства, а вот подобный вид Магнуса почему-то заставил меня покраснеть. Я положила сумку на кровать и принялась перебирать ее содержимое, стараясь, чтобы на глаза не попалось мое новое нижнее белье.

– Я ходила за покупками.

– Ты должна была мне сообщить.

– Только не говорите, что вы скучали по мне.

Он все еще хмурился, но уже заметно успокоился.

– Ты единственный рассудительный человек в этом доме. Я уже несколько дней умираю со скуки.

– Вы три года развлекали себя сами – еще один день ничего не изменит.

Он прислонился плечом к дверному косяку.

– Ну, может, ты хотя бы что-нибудь купила мне – за все мои страдания и боль?

– Надо было купить вам штаны.

Магнус быстро оглядел себя и выскочил за дверь. Воспользовавшись его отсутствием, я убрала нижнее белье, но вскоре его ноги, на этот раз в штанах, вернули его в мою спальню.

– И еще, – сказал он, влетая в комнату и застегивая на ходу ремень, – почему здесь так жарко? Ты открыла окно? Я не выношу духоту.

Я закатила глаза.

– Вы слишком много жалуетесь.

– Остальных это, похоже, устраивает. – Он плюхнулся на мою кровать и, выгнув брови, уставился на меня. – Итак? Что ты мне принесла?

– Ничего. Потому что вы избалованный ребенок. – Я сложила тканевый мешок и хотела его убрать, когда Магнус взял меня за руку. Его ладонь была холодной и при этом мягкой. Гладкой. Во мне вспыхнуло желание прикоснуться к ней, чтобы согреть, но я не сдвинулась с места. – Вы хотели мне что-то сказать?

– В следующий раз, когда соберешься уходить, по крайней мере сообщи мне. – Он выпустил мою руку, после чего стиснул ткань одеяла. – Слушай, ты прости мне излишнее беспокойство. Я проснулся и решил, что ты… В общем… – Он быстро встал и, взъерошив волосы пальцами, направился к двери. – Просто в следующий раз хотя бы объяснись. Это элементарная вежливость.

– Я бы не ушла, не закончив работу, – сказала я, и он резко остановился в дверях.

Магнус, обхватив себя руками, застыл между теплой комнатой и холодным коридором, а потом развернулся ко мне и вошел обратно.

– Так что ты купила?

– Несколько предметов первой необходимости.

– Я мог бы тебе всё дать. В следующий раз напиши мне список, и я отправлю кого-нибудь за покупками.

– Мне нужно было выбраться. Сменить обстановку.

– Ты потратила премию?

Я усмехнулась. Просто он выглядел таким озадаченным, что я не смогла удержаться.

– А что еще я могла потратить?

– Ты не должна тратить свои деньги на подобные вещи. Раз уж сейчас ты живешь в моем доме.

– Я предпочитаю быть независимой.

– Тебя поэтому выгнали с учебы? За твою независимость? – Когда я не удостоила его оскорбительные вопросы ответами, он склонил голову набок и посмотрел на меня, как растерянный щенок. – И все же, почему тебя выгнали? Ты мне так и не сказала.

– Потому что это не ваше дело.

– Ты спала со священниками?

Я потрясенно разинула рот и, просверлив его свирепым взглядом, запустила в его голову подушку. Он едва успел ее поймать, вывалившись в коридор.

– Знаете, вам необязательно быть все время таким невыносимым.

Он округлил глаза.

– Я невыносимый?

Судя по его реакции, эта новость стала для него открытием, что было довольно странно. Неужели раньше ни у кого не хватало смелости перечить ему?

– И грубый.

Магнус кивнул, прижал подушку к груди и слегка подался вперед, будто внимательно слушая.

– А еще?

В его вопросе не было и намека на сарказм. Я помолчала.

– Нетерпеливый.

– Верно. Хочешь повышения зарплаты?

– Нет, Магнус… – Я сделала глубокий вдох. – Я хочу, чтобы вы стали лучше.