Он сознательно закончил наш разговор, но я была не в силах злиться на него. В конце концов, я получила ответы на свои вопросы.

– Сомневаюсь, что это возможно, Магнус.

Было приятно видеть, как он улыбнулся, когда я произнесла его имя. Во всяком случае, я вообразила, будто причина улыбки крылась именно в этом. Скорее всего, он просто не мог одновременно играть и быстро переворачивать ноты, с чем сейчас как раз и столкнулся.

Магнус снова взглянул на меня.

– Полагаю, невозможно напугать равного.

– Я работаю на вас. В наших отношениях нет ничего равного.

– Ты оказываешь мне большую услугу. И я в ответ делаю для тебя то же самое.

– Вы наняли меня. Вы платите мне.

– Да, но ты не обязана была соглашаться на эту работу. Кроме того, мы равны во многих отношениях. – Между нами повисло молчание, и комнату заполнила музыка. – Мне нужно, чтобы ты переворачивала страницы.

– Пожалуйста.

– Что «пожалуйста»?

Я возвела глаза к потолку.

– Вы хотели сказать: «Пожалуйста, Андромеда, не могла бы ты переворачивать страницы?»

– Так ты поможешь мне или нет? Я уже приближаюсь к концу и предпочел бы не останавливаться.

– Скажите «пожалуйста», и я подумаю над вашим предложением.

Тут Магнус запнулся, его пальцы запутались и в конце концов со шлепком ударили по клавишам. Он неуверенно поднял на меня глаза, словно был не в силах совладать с нервами. Однако это я не могла справиться с его взглядом. Мне нравилось, когда он смотрел на меня, но сейчас этот взгляд был слишком пристальным, слишком глубоким. Я не хотела, чтобы он раскрыл меня прежде, чем я сама разгадаю его.

«Он тебе не враг, Анди».

И все же я с некоторой натянутостью в голосе поинтересовалась:

– Почему вы смотрите на меня?

– Потому что я могу, – почти небрежно ответил он.

– Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали.

– Ничего не могу с собой поделать. Ты не… – чем дольше он медлил с ответом, тем более неловко ему становилось. – …не исчезаешь, когда мы смотрим друг на друга.

Все мое тело оцепенело, но не из-за холода.

– Исчезаю?

– Стоит мне кому-то посмотреть в глаза, как на следующее утро этот человек исчезает. Все его вещи остаются в комнате, но его самого будто никогда не существовало. Он просто… испаряется.

Я задумчиво прикусила губу.

– Все обитатели этого дома должны носить амулеты.

– Они не станут их носить. Пегги стара и полна предрассудков в отношении всех, кто не относится к протестантам. Я как-то пытался ей сказать, что считаю себя причиной этих исчезновений, но она решила, будто у меня психическое расстройство. Она знает, что во всем виновато проклятие, но не верит, что дело именно во мне. Вот тогда-то я и придумал список правил. Если никто не хотел меня слушать, то я мог бы по крайней мере держать их на расстоянии.

– Почему бы просто не добавить амулеты в этот список?

Магнус покачал головой.

– Они не станут их носить. Даже Эсджей с Келелой не смогли никого убедить.

– Теперь понятно, – сказала я, указав на его запястья. – Почему вы носите колокольчики.

Он кивнул.

– Так люди слышат мое приближение.

– А я думала, вам просто нравится всех раздражать.

Магнус снова ухмыльнулся. Мне, пожалуй, даже нравилась эта ухмылка.

– За эти три года Саба была моим единственным настоящим другом. Мне трудно общаться с людьми, если я не могу на них смотреть… Мне нравится видеть глаза людей.

Его взгляд манил меня, подобно маяку. Я никак не могла собраться с мыслями, когда он смотрел на меня столь пристально.

– Что вы играете? – торопливо поинтересовалась я, глядя на его инструмент.

– Сонату Баха. – Сначала его лицо просветлело, а затем он поморщился. – При этом очень плохо. Его произведения стоит играть по всем правилам, а я никогда не был силен в точности.

Я понятия не имела, о чем речь. Однако Магнус хотя бы перестал гипнотизировать меня взглядом, чего я как раз и добивалась.

– А мне ваша игра показалась чудесной.

– Ты знаешь Баха?

– Я вообще не знакома с иностранной музыкой.

– Отлично. Значит, ты не заметишь разницы, если я испорчу еще одно произведение.

Я сдавленно рассмеялась, пытаясь сдержаться, и закрыла лицо руками – мне потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.

– Возможно, если бы вы занимались музыкой столько же, сколько и рисованием, то не были бы так недовольны собой.

Магнус скрыл веселье за маской обиды.

– Господи, Андромеда. Не напоминай мне о моих неудачах. Это слишком жестокое наказание.

– Тогда больше занимайтесь.

– Не хочу прикладывать много усилий.

– Значит, довольствуйтесь посредственностью.

На этот раз он по-настоящему уставился на меня во все глаза, вновь теребя уголок страницы.

– Иногда ты и правда меня пугаешь. Не до ужаса, конечно, но… заставляешь чувствовать все намного сильнее. Мыслить глубже. И много потеть. С тобой ничего не бывает легко. И, честно говоря, после того как люди всю жизнь только и делали, что выслуживались передо мной… Мне действительно нравятся такие перемены.

Я ощутила, как мою шею залил румянец. Непонятно почему. Вряд ли его речь можно было назвать комплиментом.

– Вы странный человек.

– Из твоих уст это звучит как похвала. – Его мальчишеская обнадеживающая улыбка стала еще шире, когда я усмехнулась. Он похлопал по скамейке перед пианино. – Не желаешь присесть?

Немного помедлив, я обошла инструмент и опустилась на скамейку. От Магнуса, как и от любого мужчины, исходило сильное тепло, и я вдруг поняла, что сижу вплотную к нему, плечом к плечу. В таком положении он был выше меня. Не знаю, почему я заметила это только сейчас.

В любом случае сидеть было куда приятнее, чем стоять. Солнце грело мне спину, прогоняя холод.

Я почувствовала, как он склонился ко мне и моих волос что-то коснулось – возможно, его нос, поскольку все это время я смотрела на его руки, сложенные на коленях.

– Ты приятно пахнешь, – произнес он.

– А вы, похоже, удивлены. Неужели раньше я воняла?

– Просто в этом доме все кругом пахнет сыростью. Я никогда не замечал.

Точно разъяренная кошка, я смахнула его нотную тетрадь с подставки, продолжая при этом ухмыляться, пока он сверлил меня хмурым взглядом.

– Что значит никогда не замечали?