— Я помогу тебе провести старика в темницу, — обещал Вед.

— Как, если у тебя сил только на поддержание жизни? А я не могу с тобой поделиться, иначе мне их не хватит на вскрытие магических замков.

— Что-нибудь придумаю, отвлеку стражников и ты проникнешь внутрь.

— Без силы?

— Я лишен магических сил, а не мозгов.

— Ну, что ж, на том и порешили. Завтра как стемнеет, мы придем.

— Мне нужны более точные временные координаты.

— С девяти до половины десятого, — сказала Родмила, направляясь к воротам.

— Постой, еще один вопрос — сколько тебе в прошлый раз понадобилось времени, чтобы взломать замки и совершить обмен?

— На сам взлом и подмену я потратила минут пятнадцать, ну и еще столько же на прочтение замков, поэтому еле ноги унести успела. Мне повезло, что Вайес прибежал один, я накинула морок и незаметно вывела старика пока Вайес возился с бесчувственной Моритой. Но теперь у входа дежурит охрана, а под самой дверью торчат Стражи, которые почуют Веда, даже под мороком.

— Да, да их сюда за этим и поставили. Вайес надеется, что тот, кто все это устроил, вернется и его удастся сцапать.

— Если бы это действительно был Ихаиль, то зачем ему возвращаться?

— За своей Моритой — за женой, которая бросила его ради Багорта.

— Ну, дела, — проговорила Родмила, удаляясь.

— Спасибо тебе, — прошептал Влад ей в спину.

Свою работу Ян выполнял механически. Его личность как бы и не принимала участия в том, что он делал. Впервые за месяцы проведенные в Багорте он не испытывал ни радости от полетов, ни чувства собственной значимости или горячего прилива гордости от того, что ему доверили столь ответственную задачу (с которой не смотря на свою подавленность он прекрасно справлялся).

Город и Синий лес были окружены тройным защитным кольцом боевых птиц. Огромные черные сирэны кружили в небе, неустанно сверкая своими зоркими глазищами и стальными когтями. Сам Ян проводил в небе по шесть, а то и семь часов ежедневно, да еще по стольку же в своей башне Верховного Сагорта или на смотровой площадке. Получал послания от Ведов, переписывал увиденное овсянками, относил отчеты Вайесу.

Трехдневные поиски не дали никаких результатов. Ихаиля ни разу не видели, ни жители сел, ни Озерные девы, ни горный народ — никто. Ян стал было уже подумывать, что всезнающий глава Мрамгора ошибся, и не Ихаиля надобно было искать, а кого-то из своих Ведов, ведь говорил же заморский кудесник, что у него был соучастник в Мрамгоре. Но так никого и не разоблачив, они тогда пришли к выводу, что Ихаиль их просто надул.

Все старания Яна разобраться в этом вопросе, оборачивались неудачей, а все потому, что последние дни он не мог мыслить здраво. Мысли упорно возвращались к тонкому, белому личику Деи, к ее легким, воздушным касаниям маленьких рук, к волнительному изгибу ножек, к извилистому, податливому и такому отзывчивому телу, к шепоту, едва слышному, сбивчивому и вздохам. Все эти сладкие воспоминания, которыми он только изводил себя, перекрывал вновь и вновь всплывающий образ любимой: безвольно обвисший, плавающий в зеркально-эфемерном пространстве. Дошло до того, что он не мог переносить яблочного духа. Войдя раз в кухню, где тетушка Вдара пекла шарлотку, он сначала остолбенел, а потом пулей вылетел вон.

Дабы предотвратить помешательство единственного боевого Сагорта, глава Мрамгора заваливал его работой, не давая возможности погружаться в тягостные мысли настолько глубоко, насколько Яну этого хотелось. Только за полночь, когда ему полагался отдых, он мог позволить себе свидание с любимой. Правда побыть со своей драгоценной наедине не получалось, проклятущий Вед торчал в темнице сутками. Ему в отличие от Яна, никто не мог приказать патрулировать город или заниматься корреспонденцией.

Когда Ян пришел в первый раз Влад неспокойно спал, привалившись к стене. Он не стал тратить драгоценное время на препирания и тихонько, стараясь не разбудить Веда, подошел к зеркалу так близко, как это было возможно.

Черная, вязкая, обволакивающая опустошенность завладевала им без остатка в минуты свиданий. В немом оцепенении он стоял у ее вялого образа, по несколько часов, и лишь крохотной птичкой билась в последней агонии затухающая искра. Но Ян понимал, что как только потеряет Дею навсегда, неспокойный, бурливый нрав сыграет с ним злую шутку. Уже сейчас он жалел, что Багорт не ведет ни с кем войну. Ему хотелось забыться в водовороте чужих страданий и потерь, погрузиться в чавкающее кровавое месиво, жрать чужую боль и страх, потому что сам он страха уже не испытывал.

Когда он выходил из подвала, чтобы забыться на пру часов, им овладевала грубая, животная жажда насилия не совместимая со сном. Но если ему и удавалось опрокинуться в забытье, обморочный облик Деи вдруг ясно вылеплялся перед ним, оживал в марионеточных конвульсиях, и Ян просыпался весь в бисерном поту.

В последующие ночи Влад молча выходил из темницы, благородно позволяя Яну побыть с его Деей наедине, и это великодушничество его бесило. Он был убежден, что теперь-то Дея уж точно принадлежала ему, даже после смерти она останется его и только его, а Нарцисса этого здесь вообще быть не должно. Единственной его отдушиной было наблюдение за тем, как уходит из Влада жизнь. Он с удивлением замечал, что его давнишнее желание сбывается: Дея все-таки заставила этого ледышку испытать весь калейдоскоп малоприятных эмоций. Только поэтому Ян не пытался выставить Влада, из их общей камеры добровольных пыток.

Шел пятый день заточения его любимой, когда в крепость ворвались овсянки с известием о том, что около входа в запретное крыло кто-то устроил заварушку. Звать Маюн времени не было, поэтому Ян со всех ног ринулся к северному крылу.

Когда он оказался на месте, дебоширов уже связали. Оказалось, что какая-то шпана будто бы прослышала о государственном перевороте и бросилась вызволять из замковых темниц своего Господина. Толпа оборванцев во главе с дерганным Ведом возбужденно драла глотки и устрашающе размахивала вилами и топорами, уверяя постовых, что затевается коварный заговор.

Ян приказал подоспевшим охранникам, рассовать возмутителей спокойствия по старым камерам здесь же в запретном крыле, пока не подоспеет начальник стражи и не разберется с этими олухами. Когда возмутителей спокойствия связали он заметил, двух удаляющихся вглубь коридоров граничных Стражей.

— Эй, — окликнул он тех, — а вы, что здесь делаете? Вы разве не темницу охранять должны.

— Мы и охраняем, — спокойно ответил один из них. — Пока постовые дожидалась подмоги, эта толпа могла проникнуть в лабиринт.

— Да с этой швалью справились бы и караульные, — возразил Ян.

— Мы охраняем темницы от магического вторжения и должны реагировать на любую угрозу. Но это не тот Вед, которого мы ждем.