Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я дам все, что у меня есть, но боюсь, этого может не хватить. Я почти пуст, — признался он.
Божена обволакивала Влада своим голубым взглядом, благородя так, как это умеют только Озерные девы. И тут Вед неожиданно для самого себя сказал:
— Ты даришь свою признательность, а должна ненавидеть.
Глаза старшей девы широко раскрылись, в них промелькнул испуг. Божена вопросительно склонила набок свой красивый лик, а на поверхности стали появляться все новые и новые русалочьи головы.
— Я повинен в том, что вы лишились Госпожи на долгих семнадцать лет. А еще в том, что она пошла на столь отчаянный шаг ради спасения моей матери. Я слаб и я на вашей территории, — добавил он уже тише, как бы приглашая свершить над ним суд.
Воздух заколыхался от злобного, стрекочущего шипения, Озерные девы раскрывали свой истинный хищный нрав. Но Божена вскинула руку, и те приумолкли, не сводя с него гневных глаз.
— Мы слышали, что в наших бедах виновен Вед с другого континента, — проговорила старшая дева.
— Мы все делали вместе, — продолжал откровенничать Влад. — Но генератором идей, был все ж таки я. Ихаиль помогал мне, потому что его желание насолить Багорту, было еще более глобальным, чем мое — он жаждал стереть его с лица Хоры. Беда была в том, что я этого не знал.
— Ты выбрал дитя Синего леса, чтобы здесь все медленно умирало? — прошипела Божена. — Но зачем тогда помогал? Ведь ты единственный кому было не все равно, все эти годы.
— Нет, я не собирался лишать вас Хранителя, — запинаясь, проговорил Влад. — Я хотел ограничиться двумя детьми из крестьянской семьи. Они были нужны мне, чтобы освободить мать. То, что я совершил ошибку и украл не того ребенка, выяснилось слишком поздно.
Божена тяжело задышала, еле сдерживаясь от искушения убить Влада, над озером снова прокатилось шипящее многоголосое. Вед сидел на берегу с безоружно-опущенными руками и бесцветно взирал на разъяренных хищниц.
— Мы не убьем тебя по одной единственной причине, — проговорила русалка хрипящим шепотом. — Твоя смерть повредит сердце Госпожи.
Влад невольно усмехнулся, да так горько, что его самого передернуло. Не верилось ему, что Дея всерьез разгневалась бы на своих сестер за возмездие.
— Наши пытки и мрак темниц слишком слабое наказание, для твоего проступка. — продолжала говорить Божена, щуря свои водянистые глаза. — Госпожа оказалась более изобретательна, — русалка лукаво улыбнулась, — твои печали еще не окончены. Но сейчас ты нужен ей, а значит и нам.
Влад кивнул, готовясь сделать то немного, что он еще мог.
— Я возьму с тебя плату за помилование Озерных дев, заметь, наше, не ее.
— Какую? — спросил Влад тихо, казалось ему была безразлична его дальнейшая судьба.
— Нам нужен тот второй. Мы хотим его живым.
— Понятно, постараюсь не убить, когда встречу.
— Если убьешь, займешь его место, — холодно ответила Божена и хлопнула в ладоши.
Началось плавное шевеление, воды закачались и в лазуревых переливах возник отзвук ее прелести. Как только Влад увидел белое пятно ее лица и расползающиеся по водной глади солнцеподобные пряди волос, порывисто встал и двинулся на встречу.
Русалки тянули свою Госпожу к берегу, еле сдерживая слезы, и когда Вед приблизился и заглянул в ее лицо, сам чуть было не содрогнулся от увиденного. Глаза Деи не излучали ни печали, ни боли, взгляд ее проваливался куда-то вглубь, в бездонность собственного я. Он коснулся ее лица и закусил губу, чтобы сдержать крик боли, а потом подхватил ее на руки и вынес на берег.
— Иди, Вед, — произнесла Божена, — исправляй содеянное.
И он пошел, а точнее побежал.
В дом он ее нести не стал, боялся, что помешают. Выбрав небольшую поляну, в центре которой возносился к небесам древесный великан — Отец леса, он поспешно освободил свою красавицу от мокрого платья. Тонкая, пергаментно-бледная и невыносимо далекая лежала она на темной, влажной траве, заставляя сердце Влада болезненно сжиматься.
Стянув с себя одежду, он обтер ее тело рубашкой, а потом завернул в свою накидку. Он хотел отдать ей всю силу, которой обладал, но в тот момент, когда она была уже на исходе, Дея остановила его. Она обратила к нему свой далекий, но уже не недосягаемый взгляд и тихо прошептала:
— Все.
Обессиленный он повалился рядом с ней. Так, еле дыша, они и лежали бумажными, коллажными вырезками на живой жирной земле, что питала их, пытаясь сделать выпуклыми, кровянистыми. Они принимали ее дар жадно и благодарно, наливаясь сочным травяным духом и энергией, что дремлет до поры в каждом живом ростке.
Дея пришла в себя первой, от того что лес настороженно замер, прислушиваясь к доносящемуся издалека топоту. Она бросила на Влада короткий взгляд и подползла к Отцу леса.
— Что происходит? — спросила она, приникая щекой к могучему стволу.
— Всадники, Госпожа, — ответил ей тот.
— Задержать, — приказала Дея, и весь лес пришел в движение.
Легкий ветерок прошелестел в листве и уже через десять минут каждый камешек знал, что всадников нельзя допустить к Госпоже, пока она сама не захочет их видеть.
Дея приблизилась к Владу, он лежал на спине, и вяло наблюдал за ее перемещениями.
— Кто меня вытащил? — спросила она слабым голосом.
— Родмила.
— Где она сейчас?
— Она хотела остаться в тени, — Влад говорил с трудом, любое действие требовало сил, которых у него сейчас практически не было. — Я привез тебя сюда, а твои девы уже привели в чувства.
— Ты отдал мне всю свою силу.
— Всю свою силу я отдал матери, тебе, к сожалению, досталось не так много.
— Много или мало, не важно. Это все, что у тебя было! Почему ты сделал это?
— Еще в темнице я понял, что моя жизнь тает вместе с твоей. Я сделал это не для тебя Дея, а для себя, потому что я хочу жить в мире, где есть ты. Не обольщайся на счет моей жертвенности. Все, что я делаю для других, на самом деле я делаю для себя.
— Как и все прочие, — проговорила Дея, стаскивая с себя накидку Влада, — одевайся.
Она бросила ему его одежду, а сама стала натягивать еще влажное платье.
Влад не шевелился, наблюдал за ней, любовался. Даже в изможденном состоянии она была прекрасна, юна, свежа, налита сладким розовым соком.
— Так бесцеремонно таращиться, даже для тебя перебор, — укорила Дея, застывшего, словно охотник Веда.
Влад попытался подняться на локтях, но тут же снова обмяк, руки предательски тряслись, не в силах удержать его отяжелевшую грудь. Дея подошла, и он позволил ей набросить на себя накидку, наслаждаясь ее легкими, заботливыми руками, мягкими волосами, что щекотали его шею и грудь и ее невысказанным, затаенным волнением.