Роберт тут же получил пинок под столом за пренебрежительный тон в отношении кумира. Мэри не могла усидеть спокойно и то и дело порывалась сорваться с места и продвинуться поближе к певцу, от которого их отделял всего один ряд столиков. Роберт удерживал ее:

– Брось, что ты собралась делать?

– Автограф! Я не переживу, если не получу его.

Борис заметил, что выглядит «кумир» как-то уж очень невесело.

– Так у него, говорят, неприятности. Отлучили от студии в Голливуде и что-то в семье не ладится, – пояснил Роберт.

– Мэри, ему сейчас точно не до автографов.

– Ничего вы не понимаете! Наоборот, это поддержка для него в такой ситуации, это ведь внимание, это ведь интерес и это любовь публики!

И она, стряхнув мужнюю руку, ринулась к роялю. Борис рассмотрел худощавое лицо этого молодого мужчины. Если он лишь изображал грусть и печаль, то, надо отдать ему должное, делал это весьма талантливо. А пел он без сомнения замечательно.

Мэри, между тем, дождавшись, когда он закончит, стоя у рояля, зааплодировала громче всех и, сложив руки на груди, жестом показала певцу, что мечтает получить автограф. Ее голос потонул в шквале оваций, но он понял ее немую жестикуляцию и протянул руку за тем, на чем нужно было расписаться. И Мэри вдруг поняла, что у нее с собой ничего нет. Она обернулась к своим спутникам и, понимая, что они ее не услышат, просто помахала руками. Борис первый сообразил, в чем дело, не найдя ничего лучшего, схватил приготовленный официантом на красивом листе тисненой бумаги с гербом клуба счет. Он прорвался сквозь образовавшуюся из таких же, как и Мэри, любителей автографов толпу, и в тот момент, когда она протягивала Фрэнку этот обязанный стать историческим бланк, нечаянно задев локтем, смахнула положенные певцом на полированную поверхность рояля темные очки. Пролетев чуть более полуметра, они легли прямо под ботинок Бориса, продолжавшего в этот момент движение, и с негромким хрустом разломились на две половинки. Залесский поднял эти обломки и с сожалением посмотрел на Синатру:

– Мы постараемся починить, – но продолжить не смог. Мэри запричитала извинения и почти успела расплакаться, но Фрэнк вышел из-за рояля, поцеловал ей руку и с улыбкой сказал:

– Пусть эти очки останутся у вас, как символ моей сломанной жизни!

Он и сопровождавшие его друзья покинули клуб. А назавтра в желтой прессе вышли статьи с заголовками: «Синатра во всеуслышание объявил о том, что его жизнь и карьера окончательно разрушены».

Две половинки оправы из черного пластика, с сохранившимися линзами серого цвета, лежали на комоде в гостиничном номере Бориса Залесского. Он смотрел на них, прикидывая, можно ли их починить. Позавтракав яичницей с беконом и чашкой крепкого кофе, он отправился в город, решив найти магазины, торгующие очками, в надежде получить у них совет по этому поводу. Мэри решила оставить себе эти «светозарные осколки» и в случае их восстановления, и в случае, если они так и останутся половинками. Почему ему захотелось посетить несколько таких магазинов, ясно он себе не представлял. Разве что сравнить цены. Но что-то иное копошилось в подсознании. В этом было какое-то зерно, и он его нащупает. Это состояние ему знакомо. Надо только не давить на себя, не гнать лошадей, свободно держать поводья – и прозрение наступит.

Это когда тебе не нужен разыскиваемый объект, он постоянно попадается на глаза, другое дело, когда ты разыскиваешь его целенаправленно, он растворяется в пространстве, словно мираж. Борис потратил несколько часов, пока ему удалось разыскать один за другим пять магазинов, торгующих очками с диоптриями. Очки с линзами против солнца были только в двух из них, в количестве всего нескольких штук. Починить то, что он им показывал, все посчитали невозможным, и удивили его ценой, которую предположительно назначили этим очкам, если бы они были целы, около ста долларов.

Следующим утром он договорился с Митчелами встретиться у них к ужину, где должна была быть и Анна. Она обещала прийти к ним после занятий, и у него образовался целый свободный день. Он уже знал, что ему хотелось сделать. Он еще не знал, для чего это ему нужно.

Эти сломанные очки! Он видел, как хорошо они выглядели на печальном лице Фрэнка Синатры. Дело было уже не в починке. Заинтересовала цена, показавшаяся несуразно дорогой. Ведь они, в сущности, безделица, что за нужда в них, когда достаточно просто прищуриться, шляпу поглубже надвинуть на лоб– и вот уже солнце не мешает. Он положил сломанную оправу в карман и вышел на улицу. На этот раз много времени, чтобы обойти уже знакомые магазины, не понадобилось. Он задавал одни и те же вопросы: «Много ли таких очков в сезон покупают?», и получив ответ, что пару десятков, не больше, спрашивал еще: «А в чем причина, что так мало?», и ответ был, что дорого и привычки их носить нет.

– А за сколько стали бы покупать много?

И все сходились на цене в 10 долларов.

Барбекю был вновь превосходным. Мэри не могла наговориться, переполненная впечатлениями, от того вечера в клубе. Она уложила в шкатулку с драгоценностями «артефакты» в виде этих двух пресловутых половинок, торжественно переданных ей Залесским, и не уставала благодарить Бориса, подкладывая ему самые лучшие кусочки. Анна помогала подруге в веселой суете обслуживания двух мужчин, и было видно, что она старается не задерживать взгляд на Борисе, но это как раз и выдавало невольное желание девушки, уловить его внимание к себе. Перед тем, как перейти к заключительной части пиршества, мужчины, уже соблюдая некоторую традицию, уединились в уютной беседке на краю лужайки их «а ля деревенского» мирка.

– Роберт, среди клиентов, которых обслуживает твоя компания, нет ли тех, кто занимается производством солнечных очков?

Борис сформулировал этот вопрос еще перед тем, как отправиться к Митчелам, и произнес его, дождавшись подходящего момента.

– Ты по поводу починки этих несчастных половинок, которые попали в шкатулку фанатки Мэри Митчел? Брось, в таком виде они для нее даже ценнее. А уж о том, чтобы вернуть их в восстановленном виде Синатре, и вовсе не стоит думать. Во-первых, для него это не потеря, а во-вторых, я бы на твоем месте не стал связываться с моей женушкой в момент, когда она впадает в ярость. Правда, в таком состоянии она прекрасна, вот бы я посмотрел…

И Роберт собрался развивать эту тему, но серьезность приятеля его остановила:

– Или ты о чем-то другом? Объясни.

– Просто скажи, что ты знаешь о том, кто производит, кто продает, есть ли где-то такой товар по доступным ценам?

Роберт внимательно посмотрел на своего гостя.

– Ты, я вижу, задумал что-то серьезное?

– Так есть у тебя какая-то информация по этому поводу?

Борис не дал ему уйти в сторону от вопроса. Нетерпение, знакомый зуд ощущения возникшей цели. Всегда для того, чтобы включиться в полную силу своих возможностей, у него должна была возникнуть осязаемая, выпуклая, расцвеченная красками его природного воображения цель. Он действительно не словом, не набором букв определял ее. Он видел эту цель, воплощенную в цепочке конкретных, последовательных образов. Это трудно было объяснить кому-то, он и не пытался это делать. Это видение, облеченное в слова, теряло четкость, особенно в начале своего возникновения. Оно должно было отстояться, затвердеть так, как если бы он некое аморфное вещество мог уже в твердом состоянии взять в руки.