Я задумчиво курила, сбрасывая пепел в открытое окно машины. Александр Николаевич выудил из кармана классического, прекрасно сшитого пиджака серебристый портсигар, отщелкнул крышку и достал сигарету. А когда закурил, по салону моей «девятки» расползся отдающий ментолом и сухофруктами дымок.

— Таня, вы не могли бы расследовать и убийство Глеба? — как-то непривычно осунувшись, очень серьезно спросил Кармишин. — Естественно, за отдельную плату, — добавил он торопливо.

Я с легкостью согласилась. Мне и самой интересно, кто же убил Шолонского, до неприличия красивого мужчину с глазами газели. А если за удовлетворение моего собственного любопытства мне еще заплатят… Куда уж тут лучше… Тем более что, по всей видимости, смерть Шолонского как-то связана с похищенными из его сейфа чертежами. Я в этом была почти уверена. Вот и сбылись предсказания моих магических «косточек». М-да, неприятности, черт возьми. Шолонский мертв.

— Александр Николаевич, подумайте, пожалуйста, кому могла быть выгодна смерть Шолонского… — озадачила я замдиректора.

Кандидатуру самого Кармишина я отбросила сразу же — во-первых, он сидел в офисе и, кажется, никуда не выходил. Это я легко проверю, расспросив секретарш и прочий персонал. Во-вторых, не стал бы Кармишин просить меня расследовать убийство своего шефа, если бы сам убил Шолонского.

А вопрос мой, поставленный перед Кармишиным, полностью оправдан. Смерть Шолонского, я полагаю, связана с чертежами. Или наоборот — хищение бумаг связано со смертью Глеба Денисовича. Нельзя упускать и такой вариант.

— Кому? — переспросил Александр Николаевич. — Не знаю. Просто понятия не имею, если честно. Родственников у Глеба нет, женой и детьми тоже не обзавелся. Фирма принадлежит нам двоим — у Шолонского только процент акций несколько больше. Его место автоматически занимаю я, но я из офиса не выходил, это вы можете проверить. Кто еще? Из нашей фирмы — маловероятно, работа всех устраивает.

Мне все больше казалось, что смерть Шолонского тем или иным образом связана с документами. И значит, опять — Гурьянов, Маслова и Ручин. Круг подозреваемых не расширился. Весело. Стоп, Гурьянов — он же должен был быть на работе! Впрочем, когда я в последний раз видела Михаила Яковлевича, точнее, слышала так не вовремя ворвавшиеся в мою разыскную деятельность его шаги, он находился у себя дома. Но почему?

— Александр Николаевич, а ваш главный бухгалтер, Гурьянов, сейчас на работе? И вообще — он сегодня выходил?

— Да, появился часа в два, а через полчаса ушел.

Так, приблизительно в три я была у Гурьянова. И он как раз вернулся домой. Михаил Яковлевич, оказывается, вполне мог выкроить время на убийство.

— Да, а когда Шолонскому позвонили, кто снял трубку?

— Секретарша, — ответил Кармишин. И, не дожидаясь следующего вопроса, добавил: — Она сказала, что голос вроде бы принадлежал женщине. Но точно не знает.

— Вроде бы? — машинально придралась я к словам, наверное, годы работы в прокуратуре сказались. — То есть она не уверена?

— У нас в последнее время отвратительная связь на линии, — пояснил Кармишин. — Даже знакомый голос узнать бывает достаточно трудно. А Марина, секретарь, говорит, что голос был как бы приглушен, может быть, даже сознательно. Поэтому в том, что звонила женщина, она не уверена.

Людмила? Может быть, это она совершила убийство? Похитила чертежи, дабы продать их кому-либо, например, конкурентам. А потом… Или она работала в паре с Михаилом Яковлевичем? Хм, снова на моем горизонте замаячила «сладкая парочка». Никуда от них не деться. С этими двоими придется пообщаться, проверить их алиби и, если такового нет, — заняться ими вплотную.

Ладно, Гурьянова я еще могу понять — он был должен Глебу Денисовичу достаточно крупную сумму денег и, чтобы избавиться от утомительной роли должника, мог грохнуть кредитора. Ну а Масловой-то эта смерть зачем? Или есть какие-то вещи, которых я пока не знаю? Может быть, столкновение Масловой с Шолонским? Где-то в прошлом… Интересная история получается, господа!

Распростившись с Кармишиным и попросив его звонить мне, если что, я отправилась к Масловой — очень мне захотелось побеседовать с этой очаровательной дамой.

Людмила открыла мне дверь практически сразу и тут же наехала на меня:

— Вы ведь детектив? Ну что вам всем надо? — визгливым фальцетом возмущалась Маслова. — Ко мне уже приходили из милиции. Устроили тут форменный допрос. Я не пойму, какое отношение я-то к Шолонскому имею! И к его несчастным документам!

— Я бы хотела задать вам несколько вопросов, это не займет много времени, — максимально вежливо выразилась я, еле заметно прищурившись. Честно говоря, я могла бы и не тревожить Маслову, а пообщаться с Кирьяновым. Но мне хотелось потрепать этой дамочке нервы — может быть, если ей есть что скрывать, мне удастся заставить ее совершить ошибку. — Надеюсь, вы согласитесь помочь мне.

— Ну хорошо, спрашивайте, — Маслова в выразительной позе прислонилась к косяку, и ее ярко-желтая мини-юбка неприлично задралась. — Что с вами поделаешь? Вы же по поводу убийства Глеба Денисовича? — проявила догадливость она.

Я кивнула и спросила:

— Где вы находились с двух до половины четвертого сегодняшнего дня?

— Дома сидела, — словно отмахиваясь от назойливой мухи, небрежно пробурчала Людмила. Белая челка упала ей на глаза, и Маслова сдула непокорную прядь, состроив уморительную гримасу.

— Может ли кто-нибудь это подтвердить? — осведомилась я. Людмила недоуменно вскинула брови, округлила глаза. И я пояснила: — Может быть, к вам в этот период времени кто-либо заходил? Или вам звонили?

— Нет, никто мне не звонил, никто не приходил, — категорически заявила Людмила. И обиженно пробурчала: — Меня что, подозревают?

Я поспешила разуверить госпожу Маслову и покинула ее квартиру, поблагодарив за потраченное время. Людмила напоследок окинула меня удивленно-злым взглядом, и я в который раз убедилась в привлекательности своих натурально-светлых шелковистых прядей. И обрадовалась — мне удалось немного «завести» Людмилу Владимировну.

Я прошлась по соседям Масловой. Соседи не имели понятия, покидала ли свою квартиру Людмила Владимировна. Но это же не показатель! В нашем несовершенном мире каждый занимается собой, любимым, и не интересуется окружающими. Преступным элементам это только на руку.

Конечно, если бы Людмила решилась на убийство — она могла бы и алиби подготовить. С другой стороны, преступление могло оказаться спонтанным. Например, Маслова решила стрясти с Шолонского деньги за возвращение чертежей, он разозлился и пообещал обратиться в милицию. И тут у Людмилы не выдержали нервы, ей не захотелось часть жизни провести за решеткой, в условиях, совершенно отличающихся от суеты кафе и офисов фирм. Она достала пистолет и выстрелила в красавчика Шолонского. Только откуда у нее мог оказаться пистолет?