В «Шелковый конек» ехать пока рано, и я, для успокоения совести и чтобы не терять зря время, опросила соседей Гурьянова. О главбухе отзывались как о неплохом, но занудном и малообщительном человеке. Никто не видел, чтобы он сегодня выходил из квартиры, но и в его присутствии дома никто не был убежден. Михаил Яковлевич, оказывается, ведет себя тихо, музыку на полную катушку не включает, телевизор смотрит с еле слышным звуком. За это соседи его любят, но, к моему несчастью, не следят за его передвижениями.

Ну что ж, отсутствие результата — тоже результат.

Ожидая выхода Гурьянова из дома, я выудила из мешочка волшебные «косточки» и задумчиво бросила их, спросив:

— Верный ли у меня путь?

В этот же момент в подсознании витала другая мысль: «Надо отыскать преступника, но только найти — это полдела, надо еще вывести убийцу и похитителя документов на чистую воду». И результат гадания не заставил себя ждать. Выпало следующее сочетание: 16+26+6, то есть «Ведите себя так, чтобы свое достоинство сохранить, и на разумный компромисс пойти, и быть оцененной по достоинству». Ну что же, побуду умненькой и благоразумненькой, а куда деваться? Предсказания магических двенадцатигранников сбываются всегда. Главное — верная их трактовка. И это самое сложное. Потому что советы неоднозначны, объяснить их непросто.

Так, посоветовавшись с высшими силами, я запаслась терпением и поджидала Гурьянова, который вот-вот должен появиться из подъезда. Интересно, о чем это он с Людмилой Масловой собрался беседовать. И откуда такая срочность — ведь Михаил Яковлевич потребовал встречи сразу после моего визита. Кстати, он тогда выглядел напряженным, это я отметила. И оказался психологически слабее Масловой. Если они с Людмилой подельники — обсудить происходящее им не помешает.

В памяти всплыла фраза Гурьянова: «Ко мне уже приходили из милиции». Значит, Киря или его команда успели снять показания с Михаила Яковлевича. Так, может быть, у них собралось побольше информации, чем у меня? Хотя вряд ли. Я наверняка задавала те же самые вопросы. Тем не менее я решила проверить это предположение, благо время еще есть.

Но звонок Кирьянову меня разочаровал — Владимир знал не больше меня. Его ребята попытались проверить алиби господина бухгалтера, но столкнулись с той же проблемой, что и я. Алиби никто не мог подтвердить, и только со слов самого Михаила Яковлевича было известно, что он сидел дома в момент убийства Шолонского. Но сказать, знаете ли, можно все, что угодно.

Что касается Масловой — на нее Владимир тоже обратил внимание. Но ситуация складывалась подобная гурьяновской — алиби вроде бы и есть, но с другой стороны, его нет. А значит, эти двое по-прежнему под подозрением. У меня. Оказывается, Кирьянов тоже обратил самое пристальное внимание на Гурьянова и Маслову, отвязавшись наконец-то от Кармишина, у которого железное алиби. Александр Николаевич провел весь день в офисе, занимаясь неотложными делами. Его видел весь персонал фирмы «Луч» в различное время. То есть Кармишин вне подозрений.

Гурьянов наконец вышел из дома и направился к остановке. Я осторожно поехала вслед, пристально вглядываясь в высокую нескладную фигуру бухгалтера.

Михаил Яковлевич, протолкнувшись сквозь строй народа, ловко штурмовал троллейбус, и рогатый транспорт повез его к заведению под названием «Шелковый конек». Я осторожно следовала за троллейбусом, не обращая внимания на возмущенные сигналы других машин и автобусов, — в конце концов, кому какое дело, как я разъезжаю в черте города. Может быть, я получила права только вчера и сознательно осторожничаю.

Гурьянова упустить было бы сложно — его высоченная фигура вырисовывалась в толпе подобно восклицательному знаку. Михаил Яковлевич вышел из троллейбуса на предпоследней остановке и побрел вверх по дороге. Я, убедившись, что мой подопечный действительно следует в «Шелковый конек», беззастенчиво обогнала его, случайно окатив подтаявшим снегом и вызвав возмущенный оклик. Остановила машину за группкой редких деревьев неподалеку от кафешки и приготовилась к очередной порции ожидания. Но долго ждать мне не пришлось — Гурьянов еще шествовал к забегаловке, а Людмила Маслова появилась с другой стороны и прошла внутрь. Михаил Яковлевич, достигнув вожделенного кафе, потянул на себя массивную дверь и тоже скрылся в стенах заведения. Из двери вылетели клубы отдающего сигаретным дымом, алкоголем и курицей-гриль нагретого воздуха.

Едва дверь за Гурьяновым закрылась, я вышла из машины, сунув в карман несколько «жучков» и решив, что, если не удастся подслушать разговоры самостоятельно, обращусь к технике.

Кафе-гриль «Шелковый конек» зазывал посетителей затасканной красно-синей вывеской, в которой буквы названия рисовались странными зигзагами, как во сне у пьяного художника-абстракциониста. Запотевшие стекла окна освещались лампочками, казавшимися тусклыми из-за слоя пыли и грязи. На лавочке у входа отдыхал, по всей видимости, один из завсегдатаев заведения — тип в расстегнутой на груди рубашке и грязноватых, потрепанных брюках. Он, подобно дереву в потоках ветра, клонился то в одну, то в другую сторону, норовя упасть. И только спинка лавочки, продавленная, лишенная синей краски и одной планки, мешала мужчине примоститься на ледяной, покрытой островками грязно-серого снега земле.

Я вошла в кафе и сразу же погрузилась в насквозь продымленный, пронизанный алкогольными парами и запахом пережаренного жира воздух. В сизом дыму лица казались призрачными, будто я попала на собрание духов и привидений. Клубы дыма двигались, перетекая с места на место, и среди голубоватых разводов сновали официанты. Голоса многочисленных посетителей звучали приглушенно.

Я огляделась и увидела Гурьянова, сидевшего напротив Масловой за удаленным от входа столиком. Парочка была почти неразличима в клубах дыма. Света на их столик почти не попадало. Людмила Маслова красовалась в ядовито-желтом джемпере, оттенявшем безжизненно-белые пряди ее волос. Вампирски накрашенный рот переливался оттенками алого. Спина Гурьянова была обычно невозмутимой.

Осмотревшись, я поняла — свободных столиков нет не только поблизости от Людмилы и Михаила Яковлевича, их нет в принципе. На каждый квадратный столик, установленный в забегаловке, приходилось от двух до десятка посетителей. Возле стойки бара тоже гроздьями висели люди. В основном это были компании малолеток и окончательные синюшники.

А Маслова с Гурьяновым снова беседовали о чем-то с искренним увлечением. И возможности подслушать их разговор, не прибегая к техническим ухищрениям, я решительно не видела. Столики стояли довольно далеко друг от друга. За ближайшими к парочке столами сидели: компания агрессивных малолеток, жарко целующаяся и, вероятно, вскоре собирающаяся перейти к интиму парочка, а также несколько ярко раскрашенных дам бальзаковского возраста и древней профессии. Ни в одну из этих компаний органично влиться я не смогу. Да и не хочу, если честно.

— Привет. Мест нет, сами видите… — без лишних комплексов обратился ко мне официант в джинсах, не по сезону сетчатой майке и с бейджем на волосатой груди, предусмотренным, по всей видимости, исключительно для того, чтобы обслугу можно было отличить от посетителей.