Ранним утром товарищ Трилиссер возвращается в пустую квартиру. Спать. Кончен бал. Свечи погашены. Домой. Товарищу Трилиссеру не надо идти на работу. У него больше нет работы. А была всегда. В ранней юности, в 1901 году записался товарищ Трилиссер в партию какого-то Ленина и сразу получил хорошую, нужную, высокооплачиваемую работу: агитировать рабочих не работать. Шестнадцать лет как проклятый товарищ Трилиссер на этой работе работал, а рабочие, которых он агитировал, не работали. Хорошо работал товарищ Трилиссер, а за хорошую работу товарищ Ленин платил деньги. У товарища Ленина всегда были деньги. Из каких-то источников. Потом товарищи взяли власть, и Трилиссер пошел высоко и быстро: занял пост начальника Иностранного отдела ОГПУ. ЧК меняло названия, превращалось в ВЧК, потом – в ГПУ, ОГПУ, в НКВД. А Иностранный отдел названий в те времена не менял. И быть его главой было самым почетным делом. Работа – та же: агитировать рабочих не работать. Только уже не своих, а вражеских. В мировом масштабе. Огромными капиталами товарищ Трилиссер крутил, сотрясал мир миллионными демонстрациями рабочих, которых на деньги родины мирового пролетариата совратили не работать, власть товарища Трилиссера за пределами государства рабочих и крестьян пределов не знала. Карать и миловать – сам решал кого, а ликвидация в список проблем не включалась: только трубочку телефонную поднять и имя внятно произнести, чтобы исполнители зарезали того самого, кто заказан. Чтоб без ошибки. Чтобы второй раз не резать. И были у товарища Трилиссера любимые ученики. Самый любимый – Яшка Серебрянский. Яшку товарищ Трилиссер сам вырастил, выпестовал, поставил на самое ответственное дело – на зарубежное очищение, на ликвидации… Много было потом должностей у товарища Трилиссера, и одна другой выше. Дошел до члена Исполкома Коминтерна – штаба Мировой революции, потом всем контролем в стране заведовал… Но всегда, на всех постах не то чтобы знал Трилиссер, не то чтобы краем уха слышал, не то чтобы чувствовал, но понимал и догадывался: над тайным орденом меченосцев по имени ЧК-ГПУ-НКВД у Сталина есть еще и свой собственный тайный орден меченосцев; над штабом Мировой революции стоит еще какой-то штаб, Мировой революцией управляющий; над контролем рабоче-крестьянским у хитрого Сталина еще свой особый контроль есть…

3

В любом деле – выбор: так или эдак… В человеческом обществе – анархия или организация. Выбираем. Если анархия, значит, это уже не общество. Если желаем сохранить общество, значит, без организации не обойтись. Потому или гибнем, превращаясь в зверей, или выбираем организацию. Но тут же снова выбор: какую именно организацию? Какая полезнее человечеству? Какая лучше? Организация – это чья-то власть. Власть одного. Или власть толпы. Что выбрать? Один может быть плохим или хорошим, мудрым или глупым, жестоким или добрым, трусливым или храбрым. А толпа не может быть хорошей. Не может быть доброй. Не может быть мудрой. Не может быть храброй. Толпа всегда глупа, свирепа, жестока и труслива. Один может оказаться тупицей, извергом, людоедом и садистом. А толпе эти качества присущи всегда. Интересно, что обреченный на смерть просит пощады у кого-то одного, никогда – у коллектива. Обреченный своим звериным нутром знает: один может пощадить, толпа – нет. Власть толпы всегда хуже власти одного. Один может проявить мудрость, группа проявить мудрости не может. Гениальная догадка может озарить одну голову, а сто голов сразу озарить не может. Потому один понимающий должен объяснить свою идею толпе. Но как найти властелина над людьми? Доверить это толпе? Чтобы толпа поднятием рук или бросанием бумажек в ящик сама себе властелина выбирала? Как находит толпа своего избранника? Просто: по внешнему виду. Главный выбор человека в жизни – выбор спутника жизни, выбор того, с кем он продолжит свой род. Этот выбор люди делают по внешнему виду. Если дать волю толпе, то именно так она поступит, правителя назначит по внешним данным, того, кто симпатичнее. В Америке не было ни одного лысого президента. Это несимпатично. Такие толпе не нравятся. Так можно ли доверять толпе выборы вожака? Нет, природа распорядилась правильно: в волчьей стае правит один, и он сам себя назначает, доказывая всем, что он для стаи – лучший и единственный выбор. Главный аргумент – соперник поверженный, хвост поджавший.

Рудольф Мессер знает, что в человеческой истории власть одного – правило. Власть толпы – исключение. Потому что толпа не способна к созиданию, только – к разрушению. Власть толпы всегда завершалась диктатурой одного. Или крахом всех.

Мессер не хочет власти. Но его тянет на эту власть посмотреть.

В упор.

4

Были у Трилиссера высокие должности, теперь нет должностей. Были ученики, воспитанники, любимцы – нет их больше. От былого величия осталась гулкая начальственная квартира и дачи в Павшино и Ялте… Пока шел Трилиссер по должностям, как по ступеням, все вверх, думалось: не слишком ли заносит? Не пора ли с этого трамвайчика соскочить? Не слишком ли все хорошо идет? Все хотел спрыгнуть… И все откладывал. Каждый раз: не сейчас. Каждый раз: еще денечек. Еще один. В последние годы все чаще, проснувшись ночью, смотрел часами в потолок. Нужно ли вообще было на эту гору взбираться? Брат Мишка всю жизнь в Запорожье на базаре сидит, шнурками торгует… И счастлив. Сидит себе, шнурочки разложил, газеткой от солнышка прикрылся… Брату Мишке до ста лет жить. Ему пережить и Гуталина кавказского, и тех, кто после будет… Торгует брат Мишка шнурками, никого не боится, а капиталами вертит никак не меньшими, чем Иностранный отдел ОГПУ. И, верно, у брата Мишки есть любимые ученики, которым секреты коммерции передать можно. А у товарища Трилиссера нет больше любимых учеников – все отвернулись, все отскочили. Только это их не спасло. Всех Гуталин кавказский прибрал. Всех перестрелял-перерезал. Редко-редко кто из них еще жив. Да и то в смертных камерах последние деньки отсчитывают. Это и хорошо. Где-то совсем рядом безносая смерть гуляет. И не хочется старику Трилиссеру принять смерть от своего ученика, от своего бывшего любимца, от воспитанника. Уж лучше попасть к палачу незнакомому… Прошла жизнь, прогремела паровозом революционным… Паровоз-паровоз, красные колеса… Зачем попадать в лапы к любимому ученику? Зачем к палачу незнакомому? Зачем? В кабинете Трилиссера за книжной полкой лучшим мастером Иностранного отдела тайник врезан. Там – самое важное… И там – даренный самим Троцким японский пистолет «Намбу», калибра необыкновенного – восемь миллиметров… Хороший пистолет, красивый и мощный. Раньше на нем и табличка серебряная была… С дарственной надписью… Вспомнил пластиночку серебряную и тут же – Яшку Серебрянского…

Последние дни, последние ночи все чаще Трилиссеру любимый ученик мерещится – Яшка. Вроде рядом трется-топчется. И кажется, что каждый встречный-поперечный ему о Яшке Серебрянском напомнить норовит. Чувствует Трилиссер Яшку рядом, как привидение – вот за углом… Как тень смерти. Вот бы к кому не попасть… Успокаивает себя Трилиссер, знает: взяли Яшку Серебрянского. А уж если взяли – не отпустят. У нас ведь не отпускают. Впрочем, Гуталин кавказский на все способен… Нет, ждать больше нельзя. Надо уходить в смерть, не дожидаясь, пока она окликнет Яшкиным голосом.

Усмехнулся горько: думал ли, получая японский пистолет из рук самого Троцкого, что придется стрелять из него всего только раз… В собственную голову…