– Вы кому-нибудь рассказали об этом?

– Я не сказала ни слова, но пробралась в свою комнату, ноги мои так дрожали, что я едва могла стоять. Поэтому я преклонила колени и провела какое-то время в молитве – и наконец мои душа и тело немного успокоились. Некоторое время я надеялась, что это всего лишь мое воображение, что я никогда не видела фигуры, пересекавшей мой путь, и не слышала крика из дома. Но я знаю, что видела этот образ так же ясно, как вижу вас, Николас.

– Я сказал, я вам верю.

И я кратко описал видение, свидетелем которого стал, теней, кравшихся вдоль темной аллеи, вспышку света от фонаря сверху, кошмарный облик закутанных в капюшоны голов с хоботами. Сьюзен Констант выглядела потрясенной, словно ее поразило то, что кто-то еще подтвердил ее собственный опыт.

– Что вы сделали? – спросила она.

– Как и вы, я вернулся в свою комнату на постоялом дворе, где мы остановились. Вернулся бегом, если быть честным. Никто не задавал мне вопросов, мои товарищи по большей части спали. Хотя я заснул не сразу.

– Вы никому не рассказали об этом потом?

– До этого момента – нет.

– Я рада.

– Что я никому не рассказал?

– Что я не одинока. Что вы тоже видели это.

– А старая женщина, про которую вы говорили, она умерла?

– О ее смерти сообщили в тот же день. Ее нашли в своей постели в обеденный час. Так что крик, который я слышала, должно быть…

Сьюзен не закончила свою фразу.

– У вас есть какие-нибудь предположения, что это была за тень?

– Нет. Но послушайте, я видела ее снова, и в этот раз поблизости от нашего дома.

В первый раз за время ее рассказа я почувствовал, что холодею.

– Однажды рано утром я выглянула из окна своей спальни – мне снова не спалось, не знаю, почему я в последнее время стала такой беспокойной и перестала спать, – и вдруг увидела ее, закутанную в черное, с птичьей головой, среди тисовых изгородей. Она была там одно мгновение, и я в ужасе отвернулась, а когда взглянула снова, она уже исчезла.

Я не спросил Сьюзен, что «она» делала среди тисовых изгородей, но мой вид, похоже, говорил сам за себя, потому что она продолжала:

– Позже, в тот же день, Сара получила посылку. В ней была глиняная фигурка, как игрушка.

– Подарок? Кто же послал его?

– Об отправителе ничего не было сказано. Сверток оставили у черного хода, написав на нем имя моей кузины.

– Что же такого ужасного в игрушечной фигурке?

– В ее животе торчала булавка.

Я уже слышал о таких попытках колдовского заклятия. Не так уж сложно не обращать на них внимания и приписывать их невежественным деревенским обитателям, но, вероятно, не тогда, когда они испытываются на вас.

– И как это подействовало на Сару?

– Сначала она сказала, что ее, видно, с кем-то спутали. Потом сказала, что человек, сделавший фигурку, должно быть, просто случайно оставил в ее животе булавку. А потом она слегла с болями в животе и лихорадкой. Кормилица Рут приготовила для нее снадобье из шафрана.

– Вы думаете, есть связь между фигурой в черном и этой игрушкой? И со смертью старой женщины?

– Не знаю, – ответила Сьюзен Констант. – Но похоже на то. Что еще я могу сделать?

Результат этих видений и происшествий был вполне ясен. Они превратили Сьюзен Констант в напуганную женщину, напуганную не столько за себя, сколько за Сару. Я не понимал, как все эти догадки и события могут быть связаны, но, очевидно, что-то было не в порядке в семействе Константов. Но не мог я понять и роль, которую мне было предназначено ро всем этом играть, или что там Сьюзен для меня уготовила.

– Я сама не знаю точно, чего я хочу от вас, Николас, – вздохнула она, когда я вернулся к этому вопросу. – Просто поговорить с кем-то уже приносит облегчение, и потом – узнать, что вы тоже видели этих чудовищ! А вы к тому же актер и находчивый человек… и ваш друг Абель рассказал мне, как вы однажды помогли решить загадку… и я знаю, что вы наблюдательны.

Эта похвала была не совсем уместна (так как я все еще не понимал, как могу помочь ей), но я, вероятно, приподнял брови в ответ на последнее замечание.

– Вы обратили внимание на то, что госпожа Рут говорила о моей матери, и вспомнили об этом сейчас, когда я сказала, что мои родители умерли. Вот и все, что я имела в виду, Николас. У вас острый глаз и острый слух.

Мы шли обратно по тропинке, ведущей в город. Вокруг нас осталось не много людей, и потихоньку темнело.

– Вы суеверны? – спросила она. – Вы верите в духов и тому подобные вещи?

– Зависит от того, в какое время дня вы зададите ваш вопрос – или, наверно, в какое время ночи.

– Именно так. Вы руководствуетесь своим разумом, если это возможно. И я тоже. И все же вы можете оказаться во власти страхов. Я и тоже. Я говорю себе, что то, что я видела, не привидение и не чудище, а человек из плоти и крови, который по своим собственным причинам решил так скрыть свой облик. И если у него есть причины, то они, скорее всего, как-то связаны с приближающейся свадьбой моей кузины. А если есть причины, то, каковы бы они ни были, о них можно узнать, если подумать как следует.

Я искоса взглянул на свою спутницу. На ее лице было ясное, решительное выражение. Она быстро двигалась. В том, как она рассуждала, было что-то почти мужское. Я был готов протянуть руку помощи.

– И чего же вы хотите от меня? – спросил я.

И она сказала.

Когда мы возвращались в город по луговым тропинкам, тишину раннего вечера разорвал звон церковного колокола. Ничего удивительного в этом не было. Оксфорд, как и Лондон, – город башен, шпилей и колоколов. Но сейчас в его звуке было что-то нетерпеливое, даже неистовое.

– Это у Святого Мартина, – сказала Сьюзен.

Истинная дочь своего города, она знала, как звучит и где находится каждый колокол.

– Той церкви на перекрестке?

– Да, на Карфаксе.

Она остановилась на тенистой дорожке.

– Что-то не так?

– Подождите.

Через мгновение зазвонил другой колокол, из другого квартала. Как и у первого, в его звуках прорывались взволнованные, порывистые ноты.

– А это у Святой Марии, – сказала она. – Большой церкви на Хай-стрит. Я так и знала.

– Что происходит?

– Ссора, скорей всего.

Сьюзен сошла с тропинки и пошла еще быстрее. Наконец мы снова очутились на мощеных улицах возле центра города.

Церковные колокола по-прежнему беспорядочно звонили, но за этим звуком слышалось жужжание, как будто там было густое облако насекомых, и жужжание становилось тем громче, чем ближе мы подходили к Карфаксу. Я понял, что это было, еще до того, как мы вышли на главное место действия. Я слишком много лет прожил в Лондоне, чтобы не узнать звуки, с которыми честные граждане бьют собственность, таскают друг друга за волосы и вообще ведут себя несколько разгоряченно.