— Вот почему вам нужно перестать держать Калли в неведении. Если бы она знала правду, тогда…

Я пристально смотрю на нее.

— Она бы не встретилась с ним, если бы знала, Себ. Она не идиотка.

— Ты права.

— Я-я извиняюсь, что?

Я не могу удержаться от смеха при виде недоверчивого выражения на ее лице.

С улыбкой я повторяю свои предыдущие слова. — Ты права.

— Вау, — выдыхает она, откидываясь на спинку дивана. — Ад действительно замерз.

— Так это значит, что ты прощаешь меня? — спрашиваю я, поворачиваясь к ней и скользя рукой вверх по ее обнаженному бедру.

— О да, — смеется она, в ее глазах появляются морщинки от притворного веселья. — Этого не может быть.

— Но у меня на примете есть все эти способы, которые помогут убедить тебя.

— Я уверена, что у тебя есть. — Ее пальцы сжимаются вокруг края дивана, и она подтягивается. — Ну, это было весело и все такое…

Она недостаточно быстра, и я двигаюсь вместе с ней. Моя рука на ее горле останавливает ее движение, хотя она и не смотрит на меня. Она не сводит глаз с двери, готовая убежать.

— Мы еще не закончили, Чертовка. Ни в коем случае.

Я провожу носом по линии ее подбородка, заставляя дрожь пробежать по ее телу.

— И я думаю, что ты более чем готова к этому.

Ее лицо каменеет, глаза сужаются, когда мои пальцы сжимаются на ее горле.

— Я не думал ни о чем, кроме этого, с того момента, как нашел тебя, — тихо признаюсь я ей на ухо. — Я, блядь, умираю здесь из-за тебя, детка.

Я чувствую, как ее решимость дает трещину, но она по-прежнему непоколебима.

— Я сделал все, что мог придумать, чтобы защитить тебя, но все, что ты сделала, это убежала.

Движение ее груди усиливается, когда ее дыхание становится неровным.

— Я провел с тобой две недели в больнице. В гребаном коридоре, когда ты вынудила меня к этому.

— Я не просил тебя…

— Тебе не нужно было, — рычу я, хватая ее за подбородок и поворачивая лицом к себе. Я смотрю ей в глаза, чтобы она могла видеть, насколько я смертельно серьезен. — Тебе не нужно было просить меня, потому что это моя гребаная работа.

Ее тихий вздох пронзает воздух, и я использую ее шок в своих интересах, прижимаясь ртом к ее рту и просовывая свой язык мимо ее губ.

Я прижимаюсь к ней, мой язык дразнит ее, побуждая к действию, но упрямая сучка все еще сопротивляется мне.

— Стелла, — предупреждаю я, мои пальцы в ее волосах, удерживая ее неподвижно, когда моя голова прижимается к ее голове, мои глаза сверлят ее сердитые, возбужденные голубые глаза. — Поцелуй. Меня.

Ее тело напрягается, глаза снова сужаются.

— Поцелуй меня так, как будто ты меня ненавидишь, и я трахну тебя так же.

Часы где-то в комнате тикают, насмехаясь надо мной, пока она заставляет меня ждать.

Но потом она меняется. Это едва заметный наклон ее головы, но я вижу это и, наконец, делаю свой ход.

На этот раз ее губы встречаются с моими в неистовом поцелуе, полном ненависти, страсти и потребности. Наши зубы стукаются, наши языки вступают в поединок, когда ее пальцы обвиваются вокруг моих плеч в болезненном захвате.

— Черт возьми, да, — бормочу я в ее поцелуй. — Это то, что мне, черт возьми, было нужно.

— Себ, — стонет она, когда я немного наклоняюсь и прижимаю ее к себе, обхватывая ее ноги вокруг моей талии.

— С-спальня? — спрашиваю я, более чем счастливый трахнуть ее на диване ее подруги, но зная, что она заслуживает большего.

— Эммм…

— Не стесняйся меня сейчас, Чертовка. Они все точно знают, что мы здесь собираемся делать.

Мои губы соединяются с длинной колонной ее горла, и я облизываю ее по всей длине, ее сладость взрывается на моем языке.

— Решай, или я возьму тебя прямо здесь.

— О-хорошо. Дальше по коридору налево.

— Хорошая девочка.

Толкая дверь ее спиной, я пинком захлопываю ее за нами, не потрудившись оглянуться. Все, что мне нужно, находится прямо здесь, в моих объятиях. Мне было бы насрать, где мы сейчас находимся.

Ее ноги касаются пола за секунду до того, как я поднимаю джемпер вверх по ее телу, мои руки скользят вверх по ее бокам, наслаждаясь ощущением ее изгибов, по которым я так чертовски скучал.

Я прокручивал этот момент в своей голове снова и снова в течение последних нескольких недель. У меня были все эти идеи о том, как все могло бы пройти. Оказывается, мои планы были бесполезны, потому что все, что, как я думал, я хотел ей сказать, просто съежилось и умерло в ту секунду, когда я посмотрел в ее глаза. В ту секунду я по-настоящему осознал, как ее присутствие, ее прикосновения влияют на меня.

Ее голова откидывается назад со стоном, когда я обхватываю ее покрытые кружевом груди и сжимаю так сильно, что становится больно.

— Да, Себ. Пожалуйста.

— Знал, что ты отчаянно нуждаешься во мне, Чертовка. Ты, блядь, промокла насквозь в закусочной.

— Это… это было давно.

На моих губах появляется улыбка. — Ты ждала меня, детка?

Ее глаза открываются, и она смотрит на меня, когда ее осеняет осознание.

— Что ты собираешься с этим делать, если бы это было так?

Я не могу удержаться, чтобы не покачать головой и не рассмеяться. Даже сейчас она не может этого признать. Не может принять то, что происходит между нами.

— Докажу тебе, насколько, блядь, хорошим это было решение. — Мои пальцы снова находят свой дом на ее шее, и она вздергивает подбородок, вызывающий взгляд покрывает каждый дюйм ее лица. — Я же говорил тебе, детка. Ты, блядь, принадлежишь мне. Это тело… — Моя свободная рука движется, чтобы обхватить ее. — Эта киска. Это мое. Ты поняла это? — Я сжимаю крепче, и ее глаза вспыхивают жаром, ее и без того промокшие трусики становятся только влажнее. — Да, тебе, блядь, тоже это нравится, не так ли? Грязная шлюха.

Отпуская ее, мои руки тянутся к пуговице на ее юбке, но что-то еще привлекает мое внимание, прежде чем я успеваю ее расстегнуть.

— Себ? — шепчет она, когда я опускаюсь перед ней на колени, мои руки держат ее за талию, а мой взгляд останавливается на ее ране.

Мое сердце грохочет в груди, моя потребность отомстить мужчине, который причинил ей такую боль, который оставил свой след на ее теле, сжигает меня, как лесной пожар.

— Я найду его, Чертовка. Я найду его и убью, блядь, за то, что он сделал это с тобой.

Она прерывисто втягивает воздух, слыша решимость в моем голосе, когда я нежно провожу подушечкой большого пальца прямо под заживающей кожей.