скоро наступит тот момент, когда войско рассыплется на отдельные отряды и начнет разбегаться по своим деревням, думая, что это их спасет.

Самые бедные воины, стоявшие на флангах, были вооружены только длинным ножом, заточенным колом вместо копья, или палицей. И потери среди них были просто ужасающими. У них не было и вовсе никакой защиты, и поток стрел выкашивал их, словно крестьянин спелую траву.

— Смотри, король, — усмехнулся хан Октар, который прошел множество битв. — Фланги уже потекли. Голодранцы не хотят умирать понапрасну. Сейчас их герцог все поймет и бросится в атаку. Тут- то им и настанет конец.

— У него еще есть тяжелая конница, — Добрята вглядывался вдаль. — Сотня копий, не меньше.

— Мы их раздавим, как клопов, — хищно усмехнулся хан. — Германцы не ровня воинам степи. Наши копья сегодня напьются крови.

— Я сам поведу всадников, — ответил Добрята, до боли сжав скулы.

— Ты — король! — согласно кивнул головой хан народа хуни.

Все случилось именно так, как и предсказал хан Октар. По команде герцога алеманнов пехота с ревом бросилась вперед, пытаясь в отчаянной атаке добраться до всадников. Конечно же, это была глупость, но это было куда лучше, чем просто стоять под дождем стрел и видеть, как вокруг падают твои друзья. И уж точно лучше, чем дожидаться, когда разбежится вся бездоспешная пехота, которой было девять десятых из всего войска. Не было другого выхода у герцога, который повел конный отряд знати в самоубийственную атаку прямо на отборную кавалерию народа хуни. Триста всадников авар играючи растоптали германскую конницу, а Добрята, сменив седло на то, что привез ему Виттерих, сбил на землю самого герцога, чем вызвал восторг у своих воинов. После этого битва закончилась, и началась рубка бегущих. Пешие алеманы спасали свою жизнь, не зная, что уже потеряли ее. Молодой король приказал в плен никого не брать. Из горцев получаются плохие рабы.

* * *

Добрята смотрел на огонь, с веселым треском пожирающий сухие до звона дубовые поленья. Узкая полоса земли между Альпами и Юрскими горами покорилась ему. Остатки мужчин, что пробовали оказать сопротивление, были перебиты, а их семьи стали рабами всадников. Здешним местам было далеко до бескрайних степей Паннонии, но для небольшого племени места было предостаточно, как предостаточно было тех припасов, что предусмотрительно заготовили несчастные алеманны для своих новых господ. Всадники заняли все укрепленные городки, выгнав оттуда германцев. Только молодых женщин оставили для утех и службы. Авары будут зимовать здесь, и отсюда же пойдут вдоль русла реки Рона в самое сердце Бургундии. Ведь от этого самого места до Лугдунума — чуть больше ста миль, а потом еще столько же — до столицы Бургундии — Шалона-на-Соне. Смешное расстояние для конницы. Ну, а раз так, чего теряться? Тысяча всадников выйдет в поход уже завтра. Нужно поспешить, пока не начались морозы. Сто миль — четыре дня пути для конного войска. Нужно поспешить, чтобы сделать приятный сюрприз своим подданным.

* * *

Четыре дня спустя. Лугдунум (в настоящее время — Лион). Бургундия.

Добрята сидел в резиденции архиепископа Тетрика, а мужчина преклонных лет, который эти самым архиепископом и был, читал свиток, шевеля от усердия губами. Тысяча всадников и новый король, которые появились под стенами города, повергли население в ужас. Звероподобные гунны презрительно смотрели на будущих рабов из-под мохнатых шапок, но вели себя почти прилично. Брали зерно и скот для еды, насиловали женщин, но не более того. Деревни не жгли, никого не убивали, а деревья и виноградники не рубили, как делали в таких случаях франки. Ведь все это пригодится им самим. По старинной традиции, выработанной за десятилетия гражданских войн, города сопротивление оказывали крайне редко. Когда к воротам подходил очередной король, местная знать и епископ предпочитали договариваться, а не показывать чудеса героизма. Король приносил клятву, что город не тронут, а горожане давали присягу новому сюзерену, прекрасно зная, что как только вернется прежний король, они тут же принесут присягу ему[21]. Что интересно, короли были не в обиде на своих подданных. Не смог удержать город — сам виноват. Подспудно все понимали, что так даже лучше, иначе вся Галлия, наследство предков, просто превратилась бы в пепел.

— Римский епископ не имеет власти в этих землях, ему лишь недавно покорилась Италия. Его отлучение снимет собор епископов Галлии, — Тетрик осторожно, словно ядовитую змею, передал свиток Добряте, и насмешливо посмотрел на него. — И что ты будешь делать дальше, король Хильдеберт?

— Я снижу налоги вдвое и прощу все недоимки, — ответил король.

— Что-о? — епископ неприлично открыл рот.

— Потом я запрещу все поборы на дорогах для купцов, открою ярмарки в каждом городе, где есть епископ, а доходы с ярмарок передам церкви.

— Что-о-о? — рот священника округлился еще больше.

— И король больше не будет назначать епископов, — добил его Добрята. — Их будут выбирать сами священнослужители, и только из своей среды. Герцог или купец больше не станет священником, пока не заслужит эту честь в глазах Господа нашего.

— А знать? А горожане? — проблеял архиепископ, который вдруг ощутил, где именно у него находится сердце.

— Горожане и знать смогут откупаться от призыва на войну, — спокойно продолжил король. — Знать будет господами в своих землях. Я отчеканю твердую монету в серебре и золоте, а за ее порчу буду рубить руки. Цены на соль снизятся в два раза.

— Нам всем конец, король Хильдеберт, — прошептал епископ. — Хлотарь разорит наши земли войной, а тебя казнит лютой смертью. Он не станет договариваться с тобой.

— А если я одержу победу? — усмехнулся вдруг Добрята.

— Тогда вся Франкия будет у твоих ног, — честно признал Тетрик. — Чернь давно волнуется. Она ждет доброго короля Хильдеберта, который сделает их жизнь лучше. Слухи ходят по стране, король. И я даже не могу понять, откуда они к нам пришли. Неужели, это знамение божье?

— Несомненно, святой отец, — важно кивнул Добрята, передавая Тетрику еще один свиток. — То, что я перечислил тебе, будет моим первым капитулярием[22] и будь так добр, прочти это на воскресной проповеди. И в каждой церкви пусть прочтут.

— Но… э-э-э, — замялся епископ.

— Разве я не сказал, что когда взойду на трон отца, то каждый епископ получит по пятьдесят мансов[23] лучших виноградников, а архиепископ — целых сто?

— Все будет исполнено в точности, мой король, — склонил голову епископ Тетрик. — Мы будем молиться за тебя. Тем более, если сам Римский Папа дал тебе грамоту…

* * *

Неделю спустя. Шалон — на-Соне. Бургундия.

Тут их уже