— Во, попал! — расстроено пробормотал Святослав.

— Ась? Чего сказал-то? — не расслышал Лаврик и, не дождавшись ответа, спросил. — Странный ты какой-то. Еда тебе не та, сортир раньше видел, буквицы знаешь. У нас по первости в сортир никто не ходит, все за углом навалить пытаются. А их в наряд за это! Вот смеху-то! Ты, Дражко, из каких будешь-то?

— Из дедошан я, — неохотно ответил княжич. — Отец старостой у меня.

— Богатенький, значит, — завистливо протянул Лаврик. — Не бойся, я никому не скажу.

— А чего мне бояться? — удивился Святослав. — Я не украл ничего.

— Тут богатеньких не жалуют, — пояснил Лаврик. — Могут и бока намять, если нос задирать будешь.

— Не буду я нос задирать, — вздохнул княжич. — Было бы из-за чего. Батя всего-то староста, не жупан даже. Я и корову пас, когда дома жил.

— Видишь! Корова своя есть! — поднял палец Лаврик. — Не простой человек твой отец, я это сразу понял.

Вечером, после отбоя, Святославу не спалось. Он пялился в дощатый потолок, пересчитывая сучки на нем. Над ним, он уже знал, были засыпаны для тепла опилки, перемешанные с известью. Казарма первой роты в центре имела огромную печь, которую сейчас, зимой топили так, что пальцем не прикоснуться. Она медленно, всю ночь отдавала тепло, пока ребятишки, утомленные за день, спали на топчанах вповалку, прижавшись друг к другу боками. Подушка, набитая соломой и колючее одеяло из сукна мамкину постель не напоминали ничем. Как там батя говорил: не вырастет воин под беличьим одеялом. Да, долго он еще беличьего одеяла не увидит. Это Святослав уже усвоил крепко. Глаза его стали слипаться, усталость все же брала свое.

Глава 12

Апрель 629 года. Окрестности Шалона-на-Соне. Бургундия.

Король Хлотарь объезжал огромный лагерь, раскинувшийся на тысячи шагов. Армии двух королевств были здесь. Двух с половиной, если быть более точным. Аквитания, которая была частью Бургундии, пока осталась под его властью и тоже дала свои отряды. Войско нужно было срочно уводить отсюда, оно уже обобрало все окрестности дочиста. Диковатые васконы[24] ежились на холодном ветру. В их краях, в предгорьях Пиренеев, было куда теплее, чем здесь. Наемникам-саксам холод был нипочем. Они горланили свои песни у костров, где ели то, что отобрали у местных селян. Отряды франков привели старосты-центенарии[25], ставшие на время похода сотниками. Зажиточные хуторяне имели доброе оружие и даже железные шлемы. Впрочем, те, кто победнее, обходились кожаной шапкой, под которой волосы на макушке были собраны в хвост. Какая-никакая, а защита от удара. Все лучше, чем ничего.

Пришли отряды аквитанской знати, пришли тюринги, замирившись на время с сербами, с которыми резались почти безостановочно. Пришли алеманны из Эльзаса, которые были злы на нового короля за ту бойню, что он учинил над их братьями в Заюрских землях. Пришел и герцог Баварии Гарибальд, удивляя роскошью вооружения своей дружины и простых франков, и обоих королей. Хлотарь длинным задумчивым взглядом окинул его воинство, размышляя, сколько же денег в сундуках у его ненадежного вассала. Тысяча отборных баварских воинов была закована в доспех, все до единого имели шлемы, мечи и щиты. Ну, и копья — фрамеи, как без них. Они уже прошлись по землям Бургундии не без выгоды для себя, и обозы с награбленным добром пошли на восток, к границе Баварии. Короли франков давно смирились с тем, что собственная армия для их земель порой бывает страшнее, чем захватчики. Там, где проходила орда германцев, нечего было есть даже саранче.

Хлотарь был весьма немолод. Сорок пятый год пошел, как — никак. Борода его была седой, и длиннейшие волосы, спускающиеся до крупа коня, стали пегими, словно посыпанными солью. Он был еще крепок, но на охоту теперь ходил с опаской, добивая кабана копьем лишь тогда, когда его крепко брали в оборот рослые алаунты. И по утрам где-то за грудиной начинала сжимать сердце ледяная ладонь, да так сильно, что просыпался король в ледяном поту. Он никому не говорил об этом, даже жене Сихильде. Нельзя, чтобы о его слабости начали шептаться за спиной. Это плохо кончится. Немедленно герцоги франков, австразийские лейды и бургундские фароны поднимут головы. А про таких вот баваров, алеманнов и тюрингов и говорить нечего. Тут же отложатся, пользуясь смутой в королевстве. Да и чего бы не отложиться, вон какое оружие у вчерашних дикарей-язычников.

— Ингобад, ты посмотри, как Гарибальд дружину свою одел, — сквозь зубы сказал Хлотарь вернейшему из верных графов Нейстрии.

— Богатеет он от торговли с вендами, государь, — сплюнул Ингобад. — В золоте купается, говорят. Наживается на соли, словно он купец, а не герцог. У дружка своего Само научился. Люди рассказывают, тот и деньги в рост дает, словно иудей какой. Нехристи, одно слово. Что венды, что бавары.

— Да знаю я, — скривился Хлотарь, словно от зубной боли. — Все никак руки не дойдут до вендов этих. Купцы рассказывают, города у них богатейшие.

— Так, может, разобьем королька, и наведаемся туда? — с надеждой спросил Ингобад. — Ну, чтобы два раза армию не собирать.

— Может быть, может быть…, - задумчиво тянул Хлотарь, объезжая свое разномастное войско. — Не знаю, насколько этот поход затянется. Там же конница, лови их по всему югу.

— Государь, — гонец на взмыленной лошади к королю подскакал. — Гунны в дне пути. Они идут прямо на нас.

Хлотарь радостно ощерил зубы. Он и не рассчитывал на такую удачу.

Днем позже два войска выстроились друг напротив друга. Две тысячи конных всадников и почти в десять раз больше германцев и римлян. Давно, очень давно такая армия не приходила на эти земли. Ведь даже в те времена, когда беспощадно резались сыновья старого Хлотаря, а потом перехватили эстафету его невестки, Брунгильда и Фредегонда, эти земли не знали разорения и наслаждались спокойствием. Аквитания лежала в руинах, Нейстрию грабили самым жестоким образом, и даже заросшей густыми лесами Австразии очень крепко доставалось порой. Но Шалон-на-Соне и его пригороды процветали.

Хлотарь насмешливо смотрел на конницу врага. И это жуткие авары, которые держали в страхе половину мира? Бедно одетые всадники[26] на маленьких лохматых лошадках. Да только у него пять сотен тяжелой конницы, собранной из знати трех королевств. Он растопчет их и не заметит! А, вот и давно потерянный племянник!

Добрята, опустив на лицо полумаску, выехал из строя, прогарцевав перед франками на жеребце сказочной красоты. Он был закован в железо с ног до головы, а густые длинные волосы спускались почти до луки