litbaza книги онлайнСовременная прозаСказитель из Марракеша - Джойдип Рой-Бхаттачарайа

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 74
Перейти на страницу:

Казалось, минула целая вечность. И вдруг на Джемаа выехали десять тысяч всадников. Они двигались от дворца Ахмеда Победоносного и были грозны и величественны. В знаменах прятались тени, доспехи сверкали подобно чешуе. Всадники стали объезжать Джемаа по кругу. Сначала они сдерживали коней, затем принялись пришпоривать их, так что кони помчались как бешеные. Вскоре я только и могла видеть, что движущуюся стену в мелькании черных пятен и стальных отблесков.

Один за другим всадники начали выпускать стрелы. Каждая стрела загоралась огнем, описывала в небе дугу, освещала ночь подобно факелу. Одна из стрел пронзила мне грудь. Все поплыло перед глазами, Джемаа накренилась и свернулась в воронку, а встала у меня из-под ног уже в обличье женщины — прекрасной, царственной женщины с огромными черными глазами, подведенными сурьмой. Голову ее венчала корона из ветров пустыни. Женщина поднялась в воздух и стала удаляться. Я взмолилась о помощи, и тогда она вернулась и пальцами выколола мне глаза. Тут я поняла: это джинн, злой дух. Я очнулась от сна. Страх душил меня как петля.

Азиза глубоко вдохнула и дрожащими руками поправила складки бурнуса. Взгляд ее обежал площадь. Когда она снова заговорила, голос был еле слышен из-за бремени воспоминаний.

— О мои благодетели! Всего два дня назад мне снова приснились десять тысяч всадников! Мне снилось, что я на площади Джемаа. Я видела, как поднимались в воздух эти устрашающие воины. Что за удивительное зрелище! Из темноты, окутывавшей площадь, мой взгляд устремлялся за воинами, а они скакали по небу, и знамена развевались за ними. Воины громоздились на горизонте подобно горам. Я следила за ними, пока они не приблизились к мосту меж двух облаков, и тут я поняла: теперь нужно опустить глаза и оставить всадников у этой переправы. Я радовалась за них, ибо кто из нас не хотел бы оказаться на их месте — на пороге рая?

Азиза снова помолчала. Я не мог определить, закончила она рассказ или будет продолжение. С закрытыми глазами и приподнятой головой, она стояла одна в кругу. Казалось, она слилась воедино со своим сном.

Наконец Азиза подняла веки. Голос дрожал от волнения.

— Вот и все, что я могу вам поведать. Надеюсь, вы не разочарованы, о мои благодетели и благодетельницы.

Молчание нарушила Хадиджа.

— Напротив, дитя, — произнесла она гулко и звучно, — в твоих устах сон обрел форму. Тебе удалось сделать его осязаемым. Ты донесла до нас все его многочисленные сцены.

Азиза поклонилась. Чадра спрятала грустную улыбку. Эта скованная фигурка, закутанная с головы до ног, растрогала меня до такой степени, что я поднялся и приветствовал Азизу как ровню.

— Ты великолепно пересказала свой сон, Азиза. Ты с грацией и достоинством провела нас сквозь самую тяжелую ночь, сквозь самое тревожное видение. Ты молодец.

— Достойная замена для тебя, Хасан, — пошутил кто-то.

— Весьма достойная, — улыбнулся я в ответ.

Жестом сожаления Азиза вскинула ладонь к лицу.

— Но меня не было на площади в ночь, когда исчезли чужестранцы. — И повторила: — Меня не было в ту ночь на площади. Тогда у меня еще был дом, был муж, был небольшой садик. Ничто не вынуждало меня искать убежища от ночной тьмы. В ту ночь я не выходила на площадь.

— Зато я выходил, — произнес мужской голос.

Хендрикс

— Я выходил на площадь в ту роковую ночь. Я был там.

Мы все обернулись. Говорил музыкант-гнауа. Наряд, ярко-белый, выделял его из темноты. Ремень барабана был перекинут через плечо, сам барабан висел на уровне пояса. В том, как держался гнауа, в самой его неподвижности чувствовалась особая гордость: здесь, на Джемаа, погруженной во тьму, он был величественным до чужеродности. Барабан казался частью своего хозяина; гнауа поглаживал его, как бы осязая тайный смысл, доступный ему одному.

Гнауа поднял взгляд, темный как ночь.

— Мое имя Байлал, — произнес он. — В тот вечер я играл на барабане, но не видел ни чужестранки, ни ее спутника, зато через несколько дней после исчезновения она явилась мне во сне. Не знаю, зачем был мне послан этот сон. С тех пор меня терзает множество вопросов.

Он усмехнулся, показав ослепительные зубы.

— Я простой человек, — продолжал гнауа. — Простые вещи люблю. Я не то, что вы. Сложные вопросы не для меня. Я играю на барабане, чтобы прокормиться, а еще потому, что музыка делает меня счастливым. Я люблю быть счастливым, поэтому отдаюсь музыке. Мы с друзьями каждый год приезжаем в Марракеш. Сами мы из Амизмира. В Амизмире целый год играем — в большом саду при фондуке. Этот сад — единственное зеленое пятно в нашей иссушенной местности. Мы играем, играем, пока не взмокнем от пота, пока не начнем путать, где барабанный бой, а где стук наших сердец, — и мы счастливы. По-нашему, если не играть на барабане, так и жить не стоит. Барабан прогоняет жару, плавит время, заставляет двигаться в такт вибрации.

Гнауа продемонстрировал мозолистые ладони.

— Хорошо бы когда-нибудь сыграть вместе с этим парнем, Джими Хендриксом — помните, он приезжал много лет назад; говорят, он и поныне в наши края наведывается. Я бы приветствовал его как брата; он играл бы на гитаре, я — на тамбурине. То-то было бы славно. Между нами не осталось бы секретов. Он бы уехал, исполненный радости. Именно так: исполненный радости.

Гнауа снова засмеялся и задумчиво посмотрел на меня.

— Впрочем, мой сон о другом. Он словно птица, что бьется в клетке моего черепа. Я не могу выпустить птицу, хотя и очень хочу. Мне это необходимо, ибо птица мешает моей музыке.

И он выбил на барабане быструю дробь.

— Да, но чего ты ждешь от меня? — спросил я.

С минуту гнауа в раздумье покачивал барабан на коленях. Он склонил голову, потупил взгляд. Внезапно с ласковой мальчишеской улыбкой раскинул руки.

— Только одного, — сказал гнауа, — ответа на мой вопрос. Разве можно томиться по женщине, которой никогда не видел?

Я опешил. В наивности, с какой он задал этот вопрос, было что-то очень трогательное.

— Наши мысли эхом отзываются во снах, — сказал я.

— Но я вовсе не знал ее!

— Ты знал о ней. Мужчины только о ней и говорили. Весь город гудел, когда стало известно об ее исчезновении. Этого достаточно, чтобы мысли завертелись. Вот чужестранка и приснилась тебе. Ничего тут необычного нет.

— Выходит, поэтому сны умирают последними, когда все тело уже мертво?

— Сны — всего лишь дороги, — отвечал я. — Знаки на пути, нуждающиеся в расшифровке.

— В таком случае куда завел меня мой сон? Куда ведет эта дорога? Объясни, я совсем запутался.

— Не могу, пока не узнаю, что тебе снилось.

Вместо ответа гнауа обернулся к двум своим товарищам-музыкантам, которые успели присоединиться к нашему кружку, и произнес:

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 74
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?