– Что это за наряд? – спросил он дочь с некоторым пренебрежением. И оглядел ее с головы до ног, задержав неодобрительный взгляд на юбке. – Откуда?

– Из «Оксфама».

– А где подол?

– Папа!

Джой прикусила губу, чтобы не улыбнуться. Она помнила свои собственные стычки с матерью и отцом. Ей вспомнились штаны в обтяжку пронзительного лимонного цвета.

– Ступай переоденься.

– Папа! – возмутилась дочь.

– Лили! – отозвался он ей в тон.

Беспомощно поглядев на Шерон с Джой (во взгляде читалось: «Ох уж эти мужчины! Но вы-то меня понимаете?»), Лили развернулась и ушла в дом.

Джой с нетерпением ждала встречи с Иэном Маккормаком, с которым она несколько раз говорила по телефону. С тех пор как лорд и леди Трейси отдали ключи и отправились в свой лондонский дом, только Иэн поддерживал контакт с их строительной компанией. Джой надеялась, что сумеет убедить его остаться и помочь им с обустройством курорта. Хорошо, когда на твоей стороне человек, знакомый местным жителям. И он наверняка лучше других знает дом и окрестные земли.

Джой на мгновение представила, как Иэн выглядел бы в Нью-Йорке: коротко подстриженный, чисто выбритый, в итальянском костюме-тройке. Она проделывала это с каждым знакомым мужчиной – представляла себе, как бы он выглядел, если бы позволил ей заняться его внешним видом и гардеробом. Однако сейчас она быстро прогнала видение. Кто угодно будет хорошо смотреться в итальянском костюме. Зато очень немногие выглядели бы так же прекрасно, как Иэн, в вытертом свитере со спущенными петлями.

Джой улыбнулась, когда Шерон представила ее:

– Иэн, это Джой Рубин.

Джой протянула руку и лучезарно улыбнулась Иэну:

– Наконец-то! Мне очень хотелось с вами познакомиться.

Но в уголках глаз Иэна не появилось симпатичных тоненьких лучиков, он не улыбнулся. Вообще. Он только серьезно кивнул, не протянув руки. Его сдержанность была для Джой как ушат холодной воды. Иэн, совершенно очевидно, не горел желанием познакомиться с ней.

– Квартира для вас готова, – проговорил он коротко.

– Спасибо, – прошептала Джой. – Я хочу остаться еще на пару дней у Шерон.

– Как вам будет угодно, – безрадостным тоном отозвался он.

– Можно нам тут немного осмотреться? – спросила Шерон.

– Делайте, что хотите, – сказал Иэн, глядя на Джой. – Вам не требуется моего разрешения. Это ваше владение.

– Если бы! – сказала Джой, пытаясь растопить лед. – Мое владение, наверное, поместится в ванной комнате Стэнвей-Хауса.

Иэн не отреагировал на шутку. Он на секунду скрылся в доме и тут же вернулся со связкой ключей.

– Если меня не будет, оставьте ключи у Лили, когда закончите.

– Хорошо, – сказала Шерон. – Спасибо.

Он кивнул им обеим, шагнул назад и закрыл за собой дверь.

– Ничего себе, – негромко проговорила Джой.

– А я нисколько не удивлена, – сказала Шерон.

– Правда?

– Он был в теплых отношениях с семьей Трейси. И скоро вся его жизнь переменится.

– Ничего не переменится, если он сам не захочет. Во всяком случае, переменится не сильно. Мы надеемся, что он останется и войдет в нашу команду.

– Я бы на твоем месте особенно на это не рассчитывала, – сказала Шерон. – Его тогда запишут в предатели.

– Кто это?

Шерон села в машину и захлопнула дверцу. Джой села рядом. Шерон огляделась по сторонам и вздохнула.

– Далеко не все в городе в восторге от грядущей реконструкции.

– Перемены всегда даются нелегко, – холодно заявила Джой. – Но такова жизнь. Никто же не заставлял Трейси продавать дом.

– Я знаю. Однако местные жители надеялись, что он останется в частных руках. Их тревожит, что сюда хлынут толпы людей и машин – прощай тишина и покой!

Джой упала духом. Разбираться в переживаниях и мнениях местных жителей не входило в ее компетенцию, для этого у компании имеются специальные люди, которые приедут сюда к началу реконструкции. Они будут проводить «информационные собрания», рассеивая тревоги общественности и выслушивая всех недовольных. Но это случится не раньше чем через два месяца. А до тех пор Джой, которая будет принимать решение – что переделать, а что сохранить, – олицетворяет для них грядущие перемены, служа живым громоотводом для недовольства.

– Не хочу пока думать об этом, – сказала Джой. – Хочу еще пару дней побыть на каникулах.

– Вот и правильно, – поддержала ее Шерон.

Миновав ворота, они оказались среди изумительно живописных садов. Стэнвей-Хаус величественно возвышался вдалеке, как это было восемьсот лет назад, когда он был Тьюксберийским аббатством, и пятьсот лет назад, когда стал родовым гнездом Трейси. Джой очень хотелось попасть внутрь. Нет, ей хотелось не просто попасть внутрь, ей ужасно хотелось жить здесь, жить, наслаждаться пышностью зелени, глядеть из этих окон на туман, плывущий над лужайками, сидеть, завернувшись в одеяло, перед огромным камином, из которого льются свет и тепло.

Они решили пока что ограничиться ознакомительной экскурсией по залам первого этажа, а внимательно изучить все потом, когда Джой уже переселится в Стэнвей-Хаус. Они стояли в Большом зале, рассматривая оконные переплеты, когда Шерон прошептала:

– Знаешь, здесь была свадьба Агги…

Говорить шепотом казалось вполне уместным, хотя, кроме них, в доме никого не было. Их присутствие здесь воспринималось как тайное, едва ли не противозаконное.

– Действительно, идеальное место для свадеб и других торжеств! Некоторые мои коллеги беспокоились, не слишком ли здесь мрачно.

Шерон улыбнулась:

– Муж Агги дружил с семьей Трейси. И он обо всем договорился с хозяевами перед тем, как делать Агги предложение. А уж потом попросил ее выйти за него.

Шерон указала на одно окно, и Джой вгляделась в даль. Там, обрамленный деревьями, тянулся канал с фонтаном, выбрасывавшим в небеса мощную струю воды. Ветер подхватывал наверху капли воды, обращая во влажный туман. Джой помнила, что этот фонтан с трехсотфутовой струей, второй по величине в Британии, был установлен в 2004 году, зато сам канал существует не один век.

– Он знал, что Агги обожает воду. Правда, тут мило?

Джой смотрела на парадный канал. Она представляла себе Агги, которая, склонившись к плечу Роберта и держа его за руку, идет вдоль канала. Хотя, если подумать, Агги не из тех, кто станет ходить держась за руки. Скорей уж она побежала бы вдоль канала, а ее несчастный воздыхатель изо всех сил старался бы не отставать.

Теперь стало ясно, с чего Генри пришло в голову делать предложение Шерон на башне. У Генри и отец был романтик, и юный Генри наверняка с детства слышал красивую историю, как папа просил маму выйти за него замуж. И когда пришло время Генри делать предложение, он понял, что необходимо найти романтическое место – например, башню! И не просто какую-то башню, а башню со своей собственной романтической историей. Так что Генри и Шерон – два сапога пара.