подводные камни её финансового состояния. Не составит труда обмануть девятнадцатилетнюю дурочку, тем более ему — сожравшему не один пуд соли на российском рынке, как известно, состоящем из финансовых махинаций, обмана, склизких подстав, откатов, грязных игр.

— Я не собираюсь забирать то, что «должно было достаться мне», — повторил он слова матери.

— Посмотри в глаза. — Нина уставилась на Германа, как в детстве, когда мальчишкой он отчаянно хулиганил, а после пытался скрыть проделки и не мог, никогда не мог. Не получалось соврать Нине.

Он прямо посмотрел ей в глаза. Да, он мудак, воспользовавшийся влюблённостью девятнадцатилетней дурочки, заполучивший сегодняшней ночью её в единоличное пользование, но абсолютно точно — не скотина, пытающаяся воспользоваться финансовой неграмотностью девчонки. Мудак, которому стало бы в стократ проще, влюбись он в любую другую, однако, у того, кто правит сверху, извращённое чувство юмора. Герману досталась больная любовь.

Нина тяжело упала на стул, обхватила голову руками, сжала виски, будто пыталась выдавить из себя то, что увидела в глазах сына.

— За что? — бормотала она. — За что?..

«За что?» — вопрос, на который у Германа не было ответа. Снова и снова не было. Не было!

— Послушай, — вдруг спохватилась Нина. — Это она? Она проявляла инициативу? Скажи, она? Она?

— Скажи ещё, что она меня совратила, — фыркнул Герман.

— Не отмахивайся, подумай, просто подумай. Может быть, это она хочет заполучить оставшееся? Поэтому и… затащила тебя в постель.

— Нина, — остановил Герман ее до того, как та перейдёт черту. Некоторые вещи он не обсуждал ни с кем, тем более с женщиной, считавшейся ему матерью.

— Боже мой! Посмотри на себя, Герман! Мне не пятнадцать лет, я знаю, как выглядит мужчина после секса! Это была её инициатива? Её! — тут же добавила Нина, прочитав ответ в глазах сына.

— Не демонизируй её, — огрызнулся, как пацан, Герман. — Ей всего лишь девятнадцать лет.

— А если это не она сама. Понимаешь?

— Нет!

— Если всё это, вообще всё, заранее спланированная акция? Против Дмитрия, тебя, меня, против всех нас. В истории появления Ярины много белых пятен, подумай сам. Возьми и подумай. За два года до смерти Дима уже знал, что у него есть дочь. Вероятно, ему было известно всё время, но за два года знал наверняка. Точно знал! Тест ДНК, — напомнила Нина. — Чёртов тест был сделан в Яринины двенадцать лет. Дима за два года не нашёл возможность сказать мне о ребёнке? Зная, что дочь находится в детском доме, он ничего не сказал ни мне, ни тебе, никому!

— Боялся? — Герман посмотрел на Нину, как на одержимую. — Боялся потерять тебя, потому не сказал. Ты бы простила его, простила? Скажи честно, ты бы простила своего мужа?

— Нет, — отрезала она. — Не простила бы. Но это не причина молчать, держать родную кровь в детском доме. Что-то здесь… Вдруг ему угрожали, заставили? Шантажировали? Что, если Ярина с самого начала хотела войти к тебе в доверие, запустить руку в твою часть бизнеса?

— Ты бредишь. Тогда ей было четырнадцать лет, что она могла хотеть, что вообще понимала?

— Не сама, кто-то ею воспользовался! Ребёнком легко манипулировать, ей могли внушить любую идею, заставить поверить во что угодно.

— Кто?

Очередная, кажется, тысячная попытка Нины объяснить необъяснимое. У Дмитрия Глубокого была связь на стороне, долгая или нет — история упрямо молчит. Он изменял жене, тому есть живое доказательство с невероятно синими глазами.

Обыкновенный врождённый или приобретённый кобелизм. Страх впоследствии посмотреть в глаза женщине, которая любит всем сердцем, боязнь признать вину. Обычное людское скотство, не стоящее нагромождений из теорий заговоров — вот что это, а не попытки шантажа. Дмитрий Глубокий был жёстким дельцом, прагматичным сукиным сыном, всегда знавшим, что делает и почему. Он бы не позволил себя одурачить, шантажировать в течение долгих лет. Уничтожил бы всех и вся, если бы ситуация не была ему выгодна. Потому он попросту предпочёл молчать, измочалив в итоге душу женщины, любившей его больше жизни.

— Брат! — встрепенулась Нина. — Старший брат Димы.

— Нина… — Герман вздохнул, постарался скрыть жалость во взгляде, обращенном на женщину, которая его воспитала, любила, оберегала, поддерживала в любых ситуациях, когда весь мир ополчался против, безоговорочно стояла на его стороне.

У Дмитрия Глубокого действительно был старший брат по отцу. Много лет они не общались, лишь слышали друг о друге. Отец Глубокого женился в первый раз рано, до того, как забрали в армию. Ребёнок, как часто случалось в те года, появился на свет в первый год брака. С молодой женой жили в непрекращающихся конфликтах, вот развод и не заставил себя ждать. Вскоре бывшая жена уехала в Израиль, воспользовавшись репарацией, там её след потерялся на долгие годы. Глубокий-старший вторично женился спустя пятнадцать лет, во втором браке родился единственный сын — Дмитрий.

Брат нашёлся сам в пору бума социальных сетей. Они с матерью осели в США, Эндрю — так звали старшего брата, по-русски Андрей, — выучился на врача, имел частную практику, был доволен жизнью добропорядочного американца и нечасто вспоминал о родине.

Дмитрий и Эндрю редко общались. Время от времени встречались в Штатах, когда Дмитрий оказывался там по делам. Один раз Эндрю приезжал в Россию, навестить семью нашедшегося родственника, могилы бабушек, дедушек, почившего отца. Приехал он и на похороны брата, выглядел искренне расстроенным, выражал сочувствие вдове, Герману. Удивился, когда узнал, что некоторые из редких изданий книг Дмитрий оставил ему, в знак доброй памяти, однако по сей день их не забрал — таможенные препоны.

Согласился пройти ДНК тест на родство с наследницей Глубокого. Ни Герман, ни Нина не могли поверить в происходящее, доказательствам, прилагаемым к завещанию, документам не хотели верить. Слишком картинно, наигранно, как в третьесортном кино.

В те дни, дни полные безумия, жгучей обиды, ревности, непрекращающейся боли от потери близкого человека, Герман готов был сражаться с кем и чем угодно, чтобы отстоять правду, вывернуться наизнанку, но доказать своё. Истина оказалась проста, как кусок белого картона: Ярина биологическая дочь Дмитрия Глубокого.

Нина тогда буквально помешалась, не спала, не ела, не мылась. Ходила неприбранной тенью по дому, раскатисто смеялась, выла, часами смотрела в одну точку. Герман уже собирался вызвать специалистов, когда она пришла в себя, заявив, что обязана во всём убедиться лично.

Глава 11

Они отправились в Приэльбрусье, в крошечный курортный городок, живущий лишь за счёт туристов. Нина молчала всю дорогу, не произнесла ни звука, варилась в своей непрекращающейся агонии. Герман решал неразрешимое: как лишить причитающегося новоявленную «наследницу». В