Я не стал с ним спорить. Можно, конечно, кем-то сильно гордиться, однако сделать из-за этой гордости то, что предлагает Алешка, может пацан, но не старый человек. Да еще с таким характером, как у нашей Асти.

Астя между тем сидела за компьютером и перебирала свой «личный лошадиный состав». На днях должны собраться на ферме окрестные и дальние коневоды и коневеды, чтобы провести ежегодный смотр и обмен поголовьем. Такой у них завелся праздник. Со скачками, катаниями и пикниками. Для бабушки это был ответственный день. В этот день в какой-то степени решалось будущее ее фермы. И ее питомцев.

Алешка глянул через ее плечо на монитор. И сказал:

— Эта Принцесса — самая моя любимая.

— И моя тоже, — сказала бабушка, не выпуская изо рта дымящуюся сигарету. Она снова начала курить. — Делягин предлагает за нее миллион.

— А вот фиг ему, — сказал Алешка.

— И я так считаю. А вы зачем приперлись?

— Пообщаться. Сильно соскучились. Давно тебя не видели. Ты такая красивая.

— Будет врать-то.

— В тебя дядя Мифа влюбился. Сто лет назад. Он тебя обожает. Хочет, чтобы ты жила в его музее.

— Как экспонат? И ему тоже фиг.

— И я так считаю. Хочешь, я тебе что-нибудь скажу?

— Ты и так уже намолотил. Семь бочек арестантов. — Бабушка положила сигарету на край пепельницы. — Что тебе надо, чудовище?

— У меня вскочила одна мысль.

— И где она у тебя вскочила?

Алешка постучал себя по лбу.

— Это еще ничего, — сказала бабушка. — Что за мысль?

— Астя, я хочу в вашем городе поставить памятник нашему прадеду.

— Ну и ставь. Кто тебе не дает?

— Денег не хватает.

— И много не хватает? Дать тебе взаймы? Не получится. Я и так еле концы с концами свожу. Иной раз не знаю, на что клочок сена купить.

— Деньги есть. Только их надо достать. Под носом у жуликов.

— Счастливая у меня дочь! — Бабушка снова взялась за сигарету. — И очень терпеливая.

Алешка сел на подлокотник ее рабочего кресла и заглянул в лицо. Изучающе так.

— Что ты на меня уставился?

— А ты похожа.

— На кого? — удивилась бабушка. — На худощавую старуху?

— На спящую Марфушу.

— Вот еще! Что за Марфуша? Твоя одноклассница? Которая спит на уроках.

— Это Ленка Стрельникова спит на уроках. А Марфуша спит в подземелье. На груде золота и всяких камней.

— Делать ей больше нечего! — рассердилась бабушка на Марфушу. — А ну слезай и не морочь мне голову.

— Значит, — грустно произнес Алешка, понурив голову, — памятник тебе не нужен.

— Не дождешься! — вспылила бабушка. — Мне еще рано ложиться под памятник. Я еще доживу до того счастливого дня, когда приедет Сережка и надает тебе по всем задним местам.

— Мы этого достойны. — Алешка вздохнул и без всякого перехода, очень просто сказал: — Твой папа спрятал деньги и ценности в Гремячей башне, когда скрывался там от немцев. Они лежат под гробом Марфуши. До них добираются твой обормот Пашка и наш обормот Червяков. Они сегодня ночью, во вторниковое полнолуние придут за сокровищами. Червяков потом уедет в заграницу и купит на море бассейн, а Пашка купит ипподром у Делягина. Ты рада?

Надо отдать должное бабушке.

— Ты не врешь? Это все точно? А что нужно сделать?

Алешка помолчал, а потом брякнул:

— Нужно тебе немного побыть Бабой-ягой.

— Где?

— В гробу.

Бабушка молча сунула ему под нос свою костлявую фигу.

— Да, ты этого не достойна. Тогда я сам надену этот старинный наряд. — И Алешка развернул перед ней сарафан и прочие прибамбасы.

Бабушка глянула, в глазах ее загорелся женский огонек.

— Ну… Поносить эти штуки я бы не против. Но лезть в какой-то подвал, ложиться там в какой-то ящик… Категорически отказываюсь.

— Как хочешь. Тогда мы идем к вам. — И Алешка нахлобучил на голову кокошник, обшитый цветочками и жемчугами.

Получилось здорово. Такая юная принцесса неопределенных лет. С голубыми глазами.

— Ладно, — согласилась бабушка с завистью. — Давай уж, примерю. — Она вышла в соседнюю комнату и скоро вернулась в наряде прекрасной Василисы.

— Класс! — ахнули мы в один голос. — Не пытайтесь повторить!

Бабушка глянула на себя в зеркало и застенчиво покраснела от удовольствия.

— Волос мало, — заметил Алешка.

— Это поправимо. — Бабушка достала из шкатулки черную длинную заплетенную косу. — Я сплела ее из хвоста Арифметики, когда стеснялась обгоревшей головы.

Что там за хвост Арифметики, нам все равно. Но когда бабушка надела под кокошник этот парик, и перекинула косу на грудь, и эта черная коса из хвоста Арифметики заструилась черной змеей, мы просто онемели от восторга.

— Клево? — спросила довольная бабушка.

— Дядя Мифа обалдеет, — выдохнул Алешка. А потом без всякой подготовки выдал: — Астя, а теперь вынь изо рта свою зубастую челюсть.

В ту же секунду парик полетел в один угол, кокошник — в другой, а мы с Алешкой — за дверь.

…Через полчаса переговоры возобновились. Через час бабушка, под Алешкиным напором, дала согласие и начала учить свой текст. И когда она его отрепетировала, мы с Алешкой немного пожалели обормота Пашку и проходимца Червякова.

— Я заеду за вами в десять, — сурово и лаконично сказала бабушка. — Будьте готовы.

* * *

Ровно в десять бабушка позвонила в дверь. Она была в костюме для верховой езды и со стеком в руке.

— Доча, — сказала бабушка, — я забираю твоих гангстеров. У нас небольшая экскурсия в прошлое.

— А у меня? — с обидой спросила мама. — У меня не будет экскурсии? Или я этого не достойна?

— Ты встречай Сережку. Накрой стол с яблоками, испеки ему чего-нибудь…

— И мешок для изумрудов приготовь, — сказал Алешка.

— Наволочка подойдет? — усмехнулась мама.

— Маловато будет, — Алешка покачал головой. — Мою наволочку тоже возьми.

— Она у тебя серая. Я лучше приготовлю спальный мешок.

— Время! — напомнила бабушка.

— Что передать папе? — спросила мама.

— Пламенный привет.

* * *

Бабушка остановила машину на краю рощи. Мы вышли в тишину и ночную прохладу. Никакого полнолуния не было. Был узенький месяц в окружении крохотных звезд. Была роса под ногами и легкий шелест листвы над головой. И мрачно нависала над окрестностью суровая Гремячая башня.