class="p">— Я поняла, что удача — это все, — говорит Нэш. — Вы когда-нибудь слышали о моральной удаче?

Кеке качает головой. Может быть она ошиблась. Нэш кажется слетела с катушек. Вероятно, она все же это совершила.

— Моральная удача, — повторяет она. — Некоторые люди попали сюда, потому что они невезучие. Все просто. Вот вам пример. Мой отец был ужасным пьяницей. Ужасным! То есть… — она кладет свои связанные запястья на стол перед ней. — Не будем вдаваться в подробности. Но он был плохим человеком. Но не провел в тюрьме и дня.

— А вы? — спрашивает Кеке. — Вы были «хорошей» пьяницей?

— Так вы читали мои файлы.

— Мой друг добыл их для меня. Он хорош в таких вещах.

— Я никогда никому не причиняла вреда.

— Если это правда…

— Это правда. Я никогда никому не причиняла вреда, но получила пять лет здесь.

— Тогда я сделаю все, что в моих силах, чтобы обжаловать ваш приговор.

— У меня не осталось денег. Они все пошли на оплату юридических услуг. У меня мало сбережений, потому что они оставляют нам на свободную трату только двадцать процентов.

— Не беспокойтесь из-за денег, — говорит Зак.

Она смотрит на него словно впервые. Ее взгляд останавливается на его пошитом на заказ галстуке.

— Вам просто нужно рассказать нам все, что вам известно.

— В этом-то и проблема, — отвечает Хелена. — Поэтому я не могу защититься. Практически. Я не могу толком вспомнить ту ночь.

— Вы выпили слишком много?

— Не больше обычного. Я выпила бутылку вина. И только после того, как уложила Эрин спать.

— Что произошло?

— Я уснула — отключилась — на диване. Обычно я выпиваю бутылку и никаких проблем, но в этот раз меня будто накачали наркотиками.

— Вы думаете в вино что-то подсыпали?

— Никто мне не верит. Я это понимаю. Зачем верить алкоголичке? Особенно той, которую считают виновной в убийстве собственной дочери.

Кеке проверяет свой «СнэпТайл», чтобы убедиться, что запись идет.

— Где вы нашли ее? Эрин.

— Я проснулась посреди ночи. Была дезориентирована. В доме было абсолютно темно. Я чувствовала себя одурманенной. Подумала, что мне не стоит идти наверх. Это опасно в моем состоянии. У меня возникли проблемы с координацией. Во рту пересохло.

Она облизнула губы, словно испытывала жажду от самого воспоминания.

— Я включила свет в гостиной, и она была там, на полу. Крови почти не было. Лишь красное пятно на плитке. Ее тело уже остыло.

— Мне так жаль.

Зак берет ее за руку, но охранник Крим Колонии замечает это и жестом показывает, чтобы тот не трогал женщину.

— У нее была большая… — Хелена жестом показывает затылок, — …большая… Ей раскроили череп, здесь сзади. Когда я приподняла ее и прикоснулась к этому месту… оно было… мягким на ощупь.

— Ужасно, — произносит Кеке.

— Знаете, я подумала, что это сон. Кошмар. Потому что в моей голове до сих пор был туман. Я продолжала повторять себе, что это не может быть правдой. Это не может быть правдой. Я до сих пор так думаю. Думала так во время суда и думаю сейчас. Как я могла потерять свою малышку? Должно быть название для таких людей, как мы, для тех, кто потерял своих детей. Малышей, которые теряют родителей, зовут сиротами. Какое-то такое же название должно быть и для нас, потому что это ощущается именно так. Это то, что я испытываю.

Ее глаза краснеют, но остаются сухими, словно у нее не осталось больше слез.

— Скорее всего, она искала меня. Если дочь просыпалась ночью, то шла в мою спальню, но меня там не было, так что она попыталась спуститься вниз по лестнице, чтобы меня найти. Вероятно, звала меня.

— А лестничная калитка не была заперта на щеколду?

— Я запирала эту калитку. Знаю, что запирала. Я делала так каждую ночь на протяжении трех лет. Должно быть, она, не знаю, открыла ее. Или перелезла через нее.

Кеке ошибается на счет слез. Они текут потоком по лицу Нэш, но та не обращает на них внимания.

— Вы не слышали ее падения с лестницы?

***

Кеке с Заком, опаздывающие на вторую часть судебного слушания, запрыгивают на байк и на скорости уносятся прочь. Они переговариваются по связи, встроенной в шлемы.

— Это было так жутко, — замечает Зак.

— Нэш?

— Нэш была жуткой, но я имел в виду завод. Это было похоже… не знаю. Осужденные показались мне роботами.

Кеке обгоняет медленно едущее такси и показывает палец водителю.

— Я не вижу связи, — говорит Зак. — Кроме очевидной, что Ланди и Нэш оба потеряли маленького ребенка, но какое отношение история Нэш имеет к суду над Ланди?

— Я попросила Марко поискать похожие дела. У меня просто предчувствие, что тут что-то не так…

— Кто такой Марко?

Ей всегда сложно описать их отношения с Марко. Он ее парень, партнер, неединственный любовник. Тот, с кем она хочет отправиться в постель ночью и проснуться рядом утром.

— Он лучший хакер, которого я знаю.

Кеке плавно объезжает пешехода, выгуливающего целую свору тявкающих собак.

— Так ты думаешь, что здесь есть какая-то связь?

— Никогда не узнаем, если не проверим.

Пэтчи Кеке и Зака вибрируют в одно и то же время. Это суд. Они опаздывают на двадцать минут.

— А еще Марко проверил Ланди. От корки до корки. Никаких секретов.

— У всех есть секреты.

Зак хватается за Кеке чуть крепче, когда они едут по бездорожью, выезжая на шоссе и направляясь в город.

Часть 2

Глава 25

Квадратная медь

Йоханнесбург, 2024

— Проклятье, Мэлли! — кричит Кейт. — Я попросила тебя надеть обувь!

Мальчик запрокидывает голову назад и хнычет. Сильвер видит, что ее брат плачет, и подхватывает следом. Вниз по ее лицу текут сопли. Кейт вытирает их, отчего девочка начинает реветь сильнее и заходится в приступе кашля. Почему она всегда простужена? Проклятье. Почему уже нашли лекарство от рака, а от простой простуды нет?

— Мы должны выходить сейчас или пропустим шоу!

Плач близнецов посылает яркие зеленые спирали, вгрызающиеся ей в мозг (Лесное Страшилище), и она ничего не видит из-за шума. Ее голова скоро взорвется. Кейт наступает на что-то холодное и склизкое, отчего ее передергивает всем телом. Это наполовину очищенный банан. Она соскребает клейкую массу со своей голой ступни, и, когда поднимает взгляд вверх, ловит свое отражение в зеркале их дома-дурдома. У нее не было времени принять душ и одеться, и она выглядит лет на сто.

— Перестаньте плакать, — просит она, желая сама разреветься. — Пожалуйста, перестаньте плакать, вы оба!

Но они продолжают реветь так, словно оба