В намерения людей, руководящих церемонией, явно не входило дать ему захлебнуться. Когда он, дрожа от холода и борясь с тошнотой, барахтался в воде, сильные руки вдруг схватили его под мышки, и он почувствовал, как его легко, словно младенца, вытаскивают из воды. Кто-то волочил его вниз лицом прочь от воды по пляжу. Тео чувствовал, как носки его башмаков скребут о мокрый песок, как тянет вниз набившаяся в брюки галька. Его руки бессильно болтались, костяшки пальцев были ободраны о крупные камни у кромки берега. И все это время он чувствовал сильный запах морской воды и слышал ритмичные глухие удары прибоя. Потом его перестали тащить, грубо бросив на мягкий сухой песок. Тео ощутил тяжесть своего пальто, которое бросили на него сверху, и скорее почувствовал, чем увидел, как над ним проплыла и скрылась какая-то темная фигура. Он остался один.

Тео попытался поднять голову, впервые почувствовав пульсирующую боль в голове, то возникавшую, то пропадавшую. Стоило ему приподнять ее, голова, слабо качнувшись, снова падала в песок. Но с третьей попытки он сумел поднять ее на несколько дюймов и открыл глаза. Под веки набился песок, который покрывал лицо, залепив рот, а нити скользких водорослей паутиной опутали пальцы и повисли на волосах. Тео почувствовал себя утопленником, только что выловленным из воды. Но перед тем как потерять сознание, он понял, что его втащили в узкое пространство между двумя пляжными домиками на низких сваях. Под полом виднелись приметы давно забытых отпусков, почти ушедшие в грязный песок: клочок фольги, старая пластиковая бутылка, сгнивший брезент и расщепленные стойки шезлонга, детская сломанная лопатка. Превозмогая боль, он попытался подобраться поближе и протянул руку, словно, дотронувшись до нее, мог обрести безопасность и покой. Но усилие оказалось слишком велико для него, и, закрыв глаза, он со вздохом погрузился во тьму.

Придя в себя, Тео поначалу решил, что уже совсем темно. Повернувшись на спину, он посмотрел вверх, в небо, испещренное слабо светящимися звездами, и увидел перед собой тусклое свечение моря. Он вспомнил, где находится и что произошло. Голова все еще болела, но боль теперь была тупая, неотступная. Проведя рукой по голове, Тео нащупал шишку размером, наверное, с куриное яйцо, но больше, судя по всему, никаких болячек не было. Он не имел представления, сколько прошло времени, а разглядеть стрелки часов было невозможно. Растерев затекшие руки и ноги, Тео отряхнул пальто, надел его и, спотыкаясь, спустился к кромке прибоя, где встал на колени и ополоснул лицо. Вода была ледяная. Море казалось более спокойным, от луны на воду падала мерцающая дорожка света. Мягко вздымающееся перед ним водное пространство было совершенно пустынным, и он подумал о тех, кого сегодня утопили. Они так и остались сидеть, закованные в кандалы, на корабельной палубе, а их седые волосы поднимались и опадали в приливной волне. Вернувшись к домикам, Тео несколько минут отдохнул на одной из ступенек, собираясь с силами, потом проверил карманы пиджака. Кожаный бумажник насквозь промок, но по крайней мере был на месте, нетронут.

Он двинулся вверх по ступенькам на променад. Горело лишь несколько уличных фонарей, но этого было достаточно, чтобы разглядеть циферблат часов. Семь часов. Он пробыл без сознания и проспал около четырех часов. Выйдя на Тринити-стрит, Тео с облегчением увидел свою машину, но не заметил никаких других признаков жизни и несколько минут постоял в нерешительности. Тео замерз, ему очень хотелось есть и выпить чего-нибудь горячего. Мысль о том, чтобы ехать в таком состоянии в Оксфорд, привела его в ужас, но желание убраться из Саутуолда было почти таким же сильным, как голод и жажда. И вот тут-то, стоя в нерешительности, он услышал звук закрываемой двери и обернулся. Из одного из викторианских домов, выходящих на крошечную лужайку, вышла женщина с маленькой собакой на поводке. Это был единственный дом, в котором он увидел свет, а в окне первого этажа — большое объявление: «Ночлег и завтрак».

Поддавшись порыву, он подошел к женщине и сказал:

— Со мной произошел несчастный случай. Я весь промок. Вряд ли у меня хватит сил доехать до дома на машине. Нет ли у вас свободной комнаты? Меня зовут Фэрон, Тео Фэрон.

Женщина оказалась старше, чем он подумал вначале. У нее были круглое обветренное лицо, сморщенное, как воздушный шар, из которого выпущен весь воздух, яркие глаза-бусинки и маленький, изящно очерченный и некогда красивый, но сейчас беззубый и безостановочно жующий рот. Казалось, она все еще получала удовольствие от вкуса последней трапезы.

Его просьба ее не удивила и не испугала, а когда женщина заговорила, у нее оказался приятный голос.

— У меня есть свободная комната, если только вы подождете, пока я свожу Хлою на вечернюю прогулку. Тут есть местечко, отведенное для собак. Мы стараемся не загрязнять пляж. Прежде матери всегда выражали неудовольствие, если пляж для их детей не был чистым, а старые привычки сохраняются. У меня вечерние блюда на выбор. Вам подойдет?

Женщина посмотрела на него, и Тео впервые увидел отблеск беспокойства в ее ярких глазах. Он сказал, что именно это ему и нужно. Не прошло и трех минут, как женщина вернулась, и Тео последовал за ней в узкий холл, затем в заднюю гостиную. Комната, такая маленькая, что едва не вызывала клаустрофобию, была забита старомодной мебелью. Тео заметил выцветший мебельный ситец, заставленную фарфоровыми зверюшками полку над камином, пестрые, из лоскутов, подушки на низких креслах, стоящих у камина, фотографии в серебряных рамках, почувствовал запах лаванды. Ему показалось, что эта комната — убежище, ее стены в цветочных обоях обеспечивали тот уют и безопасность, которых он не имел в своем преисполненном тревогами детстве.

Женщина сказала:

— На беду, холодильник у меня сегодня вечером почти пустой, но я могу предложить вам суп и омлет.

— Это было бы чудесно.

— Суп, к сожалению, не домашний, но я смешиваю содержимое двух банок, чтобы сделать его повкуснее, и добавляю еще что-нибудь — петрушку или луковицу. Надеюсь, он вам понравится. Вы желаете обедать в столовой или здесь, в гостиной, перед камином? Здесь вам будет уютнее.

— Мне хотелось бы здесь.

Он устроился в низком кресле, вытянув ноги перед электрокамином и глядя, как от просыхающих брюк поднимается пар. Еда появилась быстро. Сначала суп — смесь грибного и куриного, слегка посыпанная петрушкой. Суп был горячим и на удивление вкусным, а булочка и масло, поданные к нему, очень свежими. Затем женщина принесла омлет с зеленью. Спросила, чего он хочет — чаю, кофе или какао. Больше всего ему хотелось выпить, но, похоже, спиртного здесь не держали. Тео выбрал чай, и хозяйка ушла, оставив его одного.

Когда он закончил, женщина появилась вновь, словно ждала за дверью, и произнесла:

— Я поместила вас в дальней комнате. Иногда приятно не слышать шум моря. И не беспокойтесь насчет постели. Я всегда тщательно ее проветриваю. Я положила в постель две бутылки. Можете потом сбросить их, если станет слишком жарко. Я включила спираль для нагрева воды, так что, если захотите принять ванну, горячей воды полно.

Ноги и руки у Тео болели от многочасового лежания на сыром песке, и перспектива вытянуть их в горячей воде показалась привлекательной. Но когда голод и жажда были утолены, усталость взяла верх. Ему пришлось бы затратить слишком много усилий даже на то, чтобы наполнить ванну.